– Эйдин, кто его убил?

– Я этого не знаю. Могу предположить только одно: возможно, это были североамериканские агенты, разведчики федеральной армии, заподозрившие его в том же, в чем и мы, и решившие подобным способом положить конец его махинациям.

– Нет, я в это не верю, – покачала головой Анна.

– Я тоже долго не хотел верить, когда узнал, в чем подозревается Николас. Я сказал этим людям, что ни за что не поверю, пока не увижу доказательства своими глазами. И тогда они поручили мне эту работу – наблюдать, следить за каждым шагом Ника, не привлекая к себе внимания. Проверять его конторские книги, отмечать, с кем он чаще всего встречается на верфях…

– Другими словами, шпионить за ним!

О'Данн сконфуженно молчал.

– И что же вы обнаружили? – холодно спросила Анна.

– Ничего. Ровным счетом ничего.

Ее улыбка была полна торжества, но ей пришлось прижать руку к сердцу. Казалось, оно перестало биться, пока она дожидалась ответа, зато теперь она едва не лишилась чувств от облегчения.

– Однако Дитца такой ответ не удовлетворил, – продолжал свой рассказ О'Данн. – Он считает, что Ник настоял на вашем с ним побеге, как только узнал, что «Утренняя звезда» готова отплыть на три недели раньше намеченного срока.

– Но зачем?

– Чтобы иметь возможность встретить корабль после того, как его превратят в военное судно, и лично встретиться с капитаном – человеком по имени Грили – в Неаполе. Именно там Ник должен получить деньги, которые ему все еще причитаются.

– Это ложь!

Боль стала просто нестерпимой, во рту у нее пересохло, вернулась тошнота.

– Это ложь, – повторила Анна уже спокойнее. – Вы же в это не верите, не так ли? Эйдин, вы были его другом! О господи, я не могу думать, у меня голова раскалывается…

– Анна, вы слишком слабы, – возразил он, не отвечая на ее вопрос. – Давайте не будем сейчас говорить об этом. Остальное я расскажу позже.

«Остальное…» Значит, это еще не все. О'Данн встал, и на этот раз у Анны не хватило сил его остановить.

– Кто такой «арестант»? – с трудом сумела выговорить она, когда Эйдин уже взялся за ручку двери.

Он ничего не ответил, как будто не слыхал ее вопроса.

– Куда плывет это судно?

Теперь он обернулся, и она заметила в его взгляде смущение. О'Данн отвел глаза.

– Во Францию. Оттуда вы направитесь в Италию, на ту самую виллу, которую Ник арендовал для медового месяца.

Она больше ни о чем не стала его спрашивать. Бросив на нее на прощание виноватый, беспомощный взгляд, О'Данн открыл дверь и вышел из каюты.

– Тьфу ты, пропасть! – сплюнул Билли Флауэрс, свесив голову между колен.

Внезапный крен корабля швырнул его громадное тело прямо на находившуюся у него за спиной переборку, и он выругался, прикрывая обеими руками ушибленную во время драки в коттедже ключицу.

– Черт бы меня побрал со всеми потрохами!

– Что это за корабль, Билли? – спросил Броуди, чтобы его отвлечь.

– Как это: «Что за корабль»? Корабль – он и есть корабль, что ж тут еще говорить?

– Сколько на нем мачт? Когда меня привезли, было темно, я ничего не разглядел.

– Да откуда ж мне знать, лопни мои глаза! Что ж я, считал их, что ли, эти дурацкие мачты? Тьфу! – повторил Билли, держась за живот и еще больше зеленея, от очередного крена судна он едва не свалился с койки.

Броуди поморщился от боли, когда цепь натянулась и кандалы впились в его запястье. Судьба посмеялась над ним – он сменил одну тюрьму на другую. Правда, Дитц и О'Данн освободили его из тюрьмы, но никакой особой перемены в своей судьбе Броуди не ощутил. Быть прикованным к тюремной стене в обществе Болтуна или к корабельной койке в компании Билли Флауэрса – какая, черт побери, разница?

Нет, это было не совсем верно: кое-что весьма существенное все-таки переменилось. Завтра утром его не повесят.

Дверь открылась, и в каюту, с трудом удерживая равновесие, вошел Эйдин О'Данн.

– Где Дитц? – спросил он.

– На палубе, – ответил Билли.

– Ты ужасно выглядишь. Пойди подыши свежим воздухом.

– Спасибо, хозяин.

Билли поднялся с койки, подхватил клетчатый плащ и с трудом выбрался из каюты. Он покачивался на ходу и ловил ртом воздух.

Адвокат опустился на койку Билли.

– Качка все усиливается, – заметил он.

– Мы в самой горловине Ла-Манша: тут всегда неспокойно. Не беспокойтесь, мы скоро выберемся.

О'Данн бросил на него странный взгляд. Впрочем, Броуди к этому уже привык. Адвокат смотрел на него так всякий раз, стоило ему заговорить. О'Данна как будто удивляло, что его пленник владеет человеческой речью.

– Вы не могли бы меня расковать? – спросил Броуди. – Не ровен час я сломаю руку.

– Вы же знаете, я не могу.

– Да бросьте, О'Данн, куда я денусь? Мы же в открытом море!

В следующую минуту море, словно напоминая о себе, яростно качнуло корабль, и Броуди поморщился: наручник больно врезался в его израненное запястье. Потом судно выровнялось, и О'Данн задумчиво уставился на него через разделявший их узкий проход. Поразмыслив, он поднялся, вынул ключ из жилетного кармана и отпер висячий замок на конце цепи, переброшенной через поручень.

– Дайте другую руку.

Броуди повиновался. Они испытующе глядели друг на друга все те пять секунд, пока он с формальной точки зрения был свободен. О'Данн обернул цепью его второе запястье и защелкнул замком два ближайших звена, оставив примерно шестнадцать дюймов <Дюйм равен 2,54 сантиметра> свободной цепи между скованными руками.

– Спасибо.

О'Данн вновь опустился на свою койку, устало потер затылок и после минутного колебания растянулся на ней. Броуди с наслаждением, до хруста в суставах, потянулся, потом сунул руку в карман за папиросой. О'Данн услыхал чирканье шведской спички.

– Ник не курил, – строго одернул он арестованного. Броуди перебросил ногу на ногу и прислонился спиной к переборке, смакуя крепкий вяжущий вкус табака на языке и согревающий душу дым.

– Да неужели? – спросил он с легкой усмешкой.

– Кто дал вам папиросу? Билли? Вам придется избавиться от этой привычки.

Ничего не отвечая, Броуди упрямо продолжал курить. О'Данн сверлил его взглядом еще несколько секунд, потом переменил положение и уставился в потолок.

Броуди пригляделся к нему внимательнее. У О’Данна была приятная улыбка: темно-карие глаза становились кроткими, вокруг них собирались веселые морщинки. Увы, он не так уж часто улыбался в разговоре со своим пленником. На вид ему можно было дать от тридцати пяти до сорока. Как и все моряки, Броуди недолюбливал адвокатов и не доверял им, но вынужден был признать, что О'Данн не из худших, во всяком случае на первый взгляд. Педантичность и чопорность у адвокатов, наверное, считаются профессиональными добродетелями.