— Они еще не готовы, — сказал Уилл, отбирая миску. — Когда ты в последний раз нормально ела?

— Это было в доме моего отца на Свальбарде, — ответила она. — Много дней назад. Не знаю точно сколько. А здесь я нашла хлеб и еще кое-что.

Он зажег плиту, растопил масло, вылил яйца на сковородку и повернул ее так, чтобы они растеклись по дну равномерно. Лира жадно следила за тем, как он отгребает яичницу от центра, собирая ее в мягкие складочки, и наклоняет сковородку, чтобы заполнить жидкостью образовавшуюся пустоту. Она наблюдала и за ним самим, глядя на его лицо, на его двигающиеся руки и голые плечи и даже на ноги.

Когда омлет был готов, Уилл сложил его вдвое и разделил пополам лопаткой.

— Найди пару тарелок, — сказал он, и Лира послушно сделала то, что ей велели.

Похоже, она охотно выполняла распоряжения, если считала их разумными, и он попросил ее пойти и вытереть какой-нибудь столик перед кафе. Сам он взял еду, захватил ножи и вилки из ящика, и они вместе сели ужинать, испытывая легкую неловкость.

Она проглотила свою порцию меньше чем за минуту и принялась ерзать на стуле: то покачивалась на нем взад и вперед, то отковыривала от плетеного сиденья кусочки пластика, с нетерпением дожидаясь, когда Уилл кончит есть. Ее деймон преобразился в щегла и клювом подбирал со стола невидимые крошки.

Уилл ел медленно. Он отдал Лире большую часть фасоли, но она все равно управилась с ужином гораздо раньше его. Гавань перед ними, фонари на пустом бульваре, звезды в темном небе над головой — все было погружено в пугающую тишину, как будто на свете больше ничего не существовало.

И все это время он не переставал думать о сидящей рядом девочке. Она была невысокой и худенькой, но сильной: она дралась как лев, и от кулака Уилла у нее на щеке вскочил синяк, но она не обращала на это внимания. Ее лицо умело выражать самые разные чувства — от детского восторга в тот момент, когда она впервые попробовала кока-колу, до глубокой настороженной грусти. Глаза у нее были голубые, а волосы, если их отмыть, наверное, оказались бы светлыми; сейчас же она была невероятно грязна, и от нее пахло так, словно она не мылась по крайней мере неделю.

— Лора? Лара? — сказал Уилл.

— Лира.

— Лира… Сирин?

— Да.

— Где твой мир? Как ты сюда попала?

Она пожала плечами.

— Пришла пешком, — сказала она. — Все кругом было в тумане. Я не различала дороги. Во всяком случае я знала, что покидаю свой мир. Но толком ничего не видела, пока туман не рассеялся. А потом я оказалась здесь.

— Что ты говорила насчет пыли?

— Насчет Пыли? Я должна все про нее выяснить. Но этот мир, похоже, пустой. Даже спросить некого. Я здесь уже… по-моему, дня три, а то и четыре. И еще никого не встретила.

— А зачем тебе выяснять что-то про пыль?

— Это особая Пыль, — коротко ответила она. — Ясно же, что не обычная.

Деймон изменился снова. Это произошло в мгновение ока, и вместо щегла на столе появилась крыса — огромная, черная как смоль, с красными глазками. Уилл смотрел на нее не отрываясь, и девочка заметила его встревоженный взгляд.

— У тебя тоже есть деймон, — решительно заявила она. — Только внутри.

Он не нашелся с ответом.

— Да-да, — продолжала она, — иначе ты не был бы человеком. Ты был бы… наполовину мертвый. Мы видели мальчика, у которого отрезали деймона. Ты совсем не такой. Пусть ты об этом не знаешь, но у тебя все равно есть деймон. Сначала мы испугались, когда тебя увидели. Как будто ты ночная жуть или вроде того. Но потом мы поняли, что с тобой все в порядке.

— Мы?

— Я и Пантелеймон. Мы. Твой деймон не существует отдельно от тебя. Он — это ты. Часть тебя. Каждый из вас — часть другого. Неужели в вашем мире совсем нет таких, как мы? Неужели там все такие, как ты, со спрятанными деймонами?

Уилл посмотрел на эту пару — худощавую светлоглазую девочку и ее деймона в виде крысы, который теперь уже сидел у нее на руках, — и вдруг остро ощутил свое одиночество.

— Я устал. Пойду спать, — сказал он. — Ты собираешься остаться в этом городе?

— Не знаю. Мне надо побольше узнать о том, что я ищу. В этом мире должны быть ученые. Должен же быть хоть кто-нибудь, кто об этом знает.

— Здесь — не обязательно. Но я пришел сюда из города, который называется Оксфордом. Если тебе нужны ученые, там их столько, что хоть пруд пруди.

— Оксфорд? — воскликнула она. — Так ведь я тоже оттуда!

— Значит, и в твоем мире есть Оксфорд? Ты же не из моего мира!

— Конечно, — решительно сказала она. — Мы из разных миров. Но у нас тоже есть Оксфорд. Мы оба говорим по-английски, правильно? Нечего удивляться, если сходство между нашими мирами на этом не кончается. Как ты сюда пробрался? Нашел мост или что-нибудь в этом роде?

— Что-то вроде окна в воздухе.

— Покажи.

Это была не просьба, а требование. Но он покачал головой.

— Не сейчас, — ответил он. — Я хочу спать. Между прочим, уже глубокая ночь.

— Тогда покажи мне его утром!

— Ладно, договорились. Но мне тоже надо кое-что сделать. Так что тебе придется искать ученых самой. Сможешь?

— Запросто, — сказала она. — Про ученых я знаю все.

Он сложил тарелки и поднялся.

— Я приготовил ужин, — сказал он, — а ты помой посуду.

Она поглядела на него, будто не веря своим ушам.

— Мыть посуду? — презрительно бросила она. — Да вокруг целые горы чистой! И вообще, я тебе не служанка. Не буду я ничего мыть.

— Тогда я не покажу тебе, как попасть в мой мир.

— Я и сама найду.

— Не получится, окно спрятано. Ты его никогда не отыщешь. Слушай. Я не знаю, сколько еще нам придется пробыть в этом месте. Нам нужно чем-то питаться, и мы будем есть то, что найдем, но после этого мы должны все убирать и следить за чистотой, потому что так полагается. Ты вымоешь эти тарелки. Мы должны вести себя здесь прилично. А теперь я иду спать. Я займу другую комнату. Увидимся утром.

Он отправился в дом, почистил зубы пальцем (в его потрепанной сумке нашлись остатки зубной пасты), упал на двойную кровать и заснул в один миг.

Лира ждала за столиком до тех пор, пока не решила, что Уилл уже наверняка спит. Потом она отнесла тарелки в кухню, пустила воду в раковине и принялась старательно оттирать их тряпочкой. Когда они заблестели, она проделала то же самое с ножами и вилками, но сковородка из-под омлета не хотела отмываться просто так: Лире пришлось пустить в ход кусок желтого мыла и как следует потрудиться, чтобы довести ее до терпимого вида. После этого она протерла всю посуду полотенцем и аккуратно разложила на сушильной доске.