он старше меня или нет?

– Старше, наверное. Он вообще старый какой-то, хотя по голосу молодой.

– Он был лысый?

– Не знаю, он был в кепке. В черной.

– А рост какой? Выше меня? Ниже?

– Ниже. Намного. Ты-то вон какой высокий!

– В чем он был? В какой одежде?

– Куртка темная, серая такая, как асфальт. И грязная будто.

Мама встала и медленно вышла из кухни.

Папа продолжал спрашивать:

– А глаза какие? И что-то особенное, может быть, запомнила? Шрам или родинка?

– У него нос кривой, будто сломанный. А глаза как бутылка от минералки. Такие прозрачные, противные.

Вернулась мама с газетой.

– Смотри, – мама ткнула пальцем в картинку, будто карандашом нарисованную, – похож на того мужчину?

Элли вгляделась, отпрянула и вжалась в стул:

– Похож, а почему он в газете?

Страх был липкий, от него вспотели ладони и заныли виски. В них застучало – бум-бум-бум – так громко, что Элли зажмурилась от грохота.

Мама с папой переглянулись. Губы у мамы дрожали, и она не могла вымолвить ни слова.

– Он вор, – как-то слишком спокойно ответил папа, – проникает в квартиры с помощью маленьких и доверчивых детей, крадет деньги и ценные вещи. Надо будет соседку расспросить, и чтобы она с нами пошла. Надо ехать. Сообщить… куда следует… чтобы Элли все рассказала…

– Милый, не надо ее никуда водить, тем более сейчас, – тихо сказала мама и обняла дочь, – ты же видишь, в каком она состоянии. Сегодня был тяжелый день, но он уже заканчивается. Завтра все будет хорошо.

– Ты права. С утра я сам съезжу и передам… информацию. Вдруг это поискам и следствию поможет. Вдруг… спасет кого-то. Элли повезло, слава богу. Иди умывайся, малыш. Спать пора.

Элли долго ворочалась в своей нижней кровати. Потом залезла наверх, зарылась лицом в подушку, где был такой родной запах, и заплакала. Уснула в слезах, сжимая в ладони белое перышко.

* * *

Мике долго не спалось. Он прокручивал события дня, и мысли его останавливались на том моменте, когда он увидел Элли во дворе дома с незнакомцем. После этого мозг начинал показывать варианты развития событий, которые приводили Мику в ужас. Представлялось, что Элли связана по рукам и ногам, с кляпом во рту, в какой-то темной комнате, или будто она висит на цепях вся в крови, или вдруг лежит в полиэтиленовом черном мешке в яме, бьется и не может выбраться…

Мика вскрикивал и мотал головой, чтобы отогнать жуткие видения, а доброе сознание подкидывало еще и еще. Он стонал и сжимался в калачик. Голова раскалывалась. Мальчишка-сосед не выдержал и побежал к медсестре. Мике вкололи успокоительное, и тяжелый темный сон навалился на него, выключая страшные картинки.

* * *

На следующий день мама взяла отгул, забрала Элли после уроков из школы, и они отправились к Мике.

– Долго идти? – спросила Элли.

– На Дунькин Пуп, – ответила мама, – не больше получаса. Нам с тобой нужно поговорить про вчерашнее.

Рука Элли дернулась в маминой руке.

– Элли, пожалуйста, прошу тебя не разговаривать с незнакомыми людьми и не ходить с ними никуда, – мама прижала дочь к себе.

Плечи Элли затряслись.

– Девочка моя, все хорошо, все обошлось.

Мама гладила Элли по волосам, и та рыдала, всхлипывая и бормоча:

– Я не разговаривала с ним, он сам! Сам! Хотела уйти, шла от него. А он за мной.

– Все хорошо, малыш, давай вытрем слезы, – мама присела рядом, достала платок. – Вот, высморкайся, и порядок. Молодец. Пойдем к Мике.

– А нас к нему пустят? А он один лежит в большой палате или с кем-нибудь подружился? А что за Дунькин Пуп? – затараторила Элли, словно и не рыдала только что.

– Тебе на какой вопрос отвечать? – улыбнулась мама. – Прямо растерялась я.

– На все!

– Конечно, пустят, только ненадолго. Он лежит с другими детьми в палате, их там шесть человек. Не знаю насчет «подружился», сама спросишь. Дунькин Пуп – так холм называется, больница там находится.

– Ничего себе холм! Целый пуп какой-то Дуньки! – развеселилась Элли.

– Да, говорят, жила там одна великанша Дуня триста лет назад, – с серьезным видом сообщила мама, – была такая толстая и большая, а спала прямо под открытым небом. Когда шел дождь, в ее пуп наливался целый пруд.

– Ничего себе пуп! – восхитилась Элли. – И что с ней стало, с этой Дуней?

– Посватался к ней один симпатичный великан, а она, нет чтоб сразу согласиться, послала его за неведомо чем неведомо куда, – ответила мама.

– Это зачем и куда? – удивилась Элли.

– Хотелось Дуне кольцо, в котором волшебная сила закована, чтобы всеми ветрами повелевать. Настоящая девочка, сама не знала, чего пожелала, – усмехнулась мама, – где ж взять то, чего не существует? Ушел великан на поиски и не вернулся, пропал. Может, до сих пор кольцо это ищет. А Дуня так загрустила, что от грусти-тоски взяла да и окаменела.

– На том месте, где Мика лежит? – охнула Элли. – Ну в смысле, где больница стоит?

– Ага, вот он, Дунькин Пуп, пришли, смотри, – мама показала на холм, – по лестнице подняться, и мы на месте.

Элли разочарованно вздохнула. Она ожидала увидеть большую каменную женщину, а это был просто небольшой холм с редкой жухлой травой. Наверху ютилось трехэтажное здание.

– Скорее к Мике! – воскликнула Элли и запрыгала вверх по ступенькам, напевая:

Громко пробьет двенадцать,

Триста шагов

Будем мы подниматься

В Город Снегов.

– Что за Город Снегов? – спросила мама через пять минут, подходя к крыльцу, где ждала Элли. – Ты такая быстрая, не угнаться!

– Скорее к Мике! – нетерпеливо повторила Элли, открывая дверь. – А Город Снегов – это просто стихи.

* * *

Охранник сказал, что отделение неврологии на втором этаже, и, выдав бахилы, пропустил их. Они поднялись и прошли к Мике в палату. Он сидел, облокотившись на спинку кровати, и скучал: читать нельзя, телевизор смотреть нельзя. Он был один: мальчишки-соседи ушли на процедуры.

Мама поцеловала его и ушла поговорить с лечащим врачом и помыть фрукты, купленные по дороге. Элли села к Мике на край кровати.

– Как ты себя чувствуешь? Голова болит? Тошнит? – спросила она с тревогой.

– Да все нормально, мне тут таблетки дают, капельницу ставят, – Мика пожал плечами, – не болит ничего, не тошнит… Нельзя ничего…

– Скоро отпустят? Без тебя очень грустно, – вздохнула Элли.

– Врач сказал лежать неделю. Потом анализы какие-то, обследования, и если все в порядке, то отпустят, – ответил Мика, – но потом еще месяц нельзя сильно бегать, прыгать, на физкультуру ходить. Кошмар, в общем.

– Кошмар, – повторила Элли и, подумав, добавила, – ну и что, будем в спокойные игры играть: шахматы, бродилки всякие.

Они помолчали. Мика дернул веревочку на запястье