сразу подумала, что мне надо туда, наверх, идти! Принесла табуретку с кухни, поставила к перилам. Тихо-тихо, чтоб не разбудить никого! Залезла и встала на ступеньку, а перил нет. Знаешь, как страшно! И я иду, иду, иду… Главное вниз не смотреть, а то испугаешься и упадешь. Поднимаешься высоко, все такое маленькое становится, игрушечное будто. Я поднялась на высоту вон того тополя. И тут началось облако. То есть ступеньки в облака ушли. Ничего не видно стало, и я не знала, что делать. А дудочка громче заиграла, будто позвала. Так жалобно, что я перестала бояться и пошла дальше, нащупывала пальцами ступеньки и шла. Потихонечку. Представляешь, как это – идти и под ногами видеть только облако. Эй, ты не уснул еще?

– Нет. И какое оно – облако? – спросил Мика.

– Белое, конечно, – отозвалась Элли, – а от огоньков ступенек – разноцветное, как радуга.

– А ты его трогала? Какое оно?

– Пушистое. Оно трогало меня за ноги, когда я шла, – сказала Элли, – оно похоже на мой свитер. Немножко колючее и прохладное, как свитер, когда он сушится на балконе. И вот знаешь, ступеньки сначала немного теплые были, а потом в облаках стали холоднее, ноги замерзли даже. Мерзла и шла… Наверное, два часа. А может, три. Лесенка вдруг кончилась, и я встала на что-то мягкое, но не провалилась. Облака расступились, и там было огромное поле с пушистой белой травой и серебряными цветами. И далеко-далеко были башни, целый город с башнями. Я пошла туда и еще примерно через час оказалась у высокой стены с закрытыми воротами.

– Из чего была стена? Из камня? Или деревянная? – уточнил Мика.

– Как лестница, – Элли зевнула, – но не такая прозрачная, а будто внутри залитая белым.

– Как стекло? – подсказал Мика.

– Да, только очень крепкое, – согласилась она.

– Откуда ты знаешь? – усомнился он.

– Стали бы такую стену вокруг целого города делать, если не крепкое? – заметила она. – А если враги или ураган?

– М-м, – протянул Мика, – тебе кто-то открыл ворота? Или ты обратно пошла? А ворота из чего?

– Ворота такие же, как стены, – пробормотала Элли, – конечно, я дальше пошла…

И она замолчала. Мика ждал, пока она продолжит свой рассказ, но не дождался – сестра уже крепко спала.

Все утро Мика внимательно наблюдал за Элли: придумала ли она вчерашнее? Или она папиных рассказов наслушалась, и они ей приснились? Он слышал от кого-то, что, если хочешь проверить, обманули тебя или нет, нужно пристально смотреть человеку прямо в глаза, и, если он отвернется, значит, точно наврал. Во время завтрака Элли была очень занята кашей, вернее тем, как бы ее не есть. Она ковыряла сероватую овсянку ложкой, размазывала ее по краям тарелки, копала, чтобы увидеть медвежонка, нарисованного на дне.

– Тебя покормить? – строго спросила мама.

Элли вздохнула, ковырнула микропорцию каши и с видом мученицы отправила себе в рот.

* * *

Ела она плохо. Ненавидела лук во всех его проявлениях, из каш любила только гречневую. В садике ее оставляли сидеть над тарелкой, пока она не съест хотя бы половину, а все дети шли на тихий час. Над Элли висела пышногрудая нянечка, в то время как воспитательница укладывала детей спать. В противный суп с большими кусками лука капали слезы, и Элли наблюдала, как расходятся круги. Потом нянечке надоедало, и она уходила мыть посуду, воспитательница отлучалась в туалет, или ей кто-то звонил, или она просто выходила, чтобы не смотреть на несчастную Элли, и Мика бежал на помощь. Он ел все, даже холодный соленый суп – давясь, вливал в себя хотя бы половину и убегал в кровать. Элли залпом выпивала компот, закусывая кусочком хлеба, брала стакан, тарелку и несла нянечке. К тому моменту все дети уже спали или делали вид, что спят. Элли ложилась в свою кровать и шепталась с медведем, которого повсюду таскала с собой. Пока Элли не засыпала, воспитательница чутко прислушивалась и не двигалась с места. Она просто как-то вышла из группы в сон-час на минуточку поговорить по телефону, а когда вернулась, дети кидались подушками, а Элли скакала по кроватям с криками: «Ура! Промазали!» От этой девчонки добра не жди – стоит отвлечься, и она всех вокруг на уши поставит. В четыре года Элина Яновская так вдохновенно изображала пианистку, сидя за детским столом, что дети в недоумении подошли к воспитательнице.

– Клавдия Яковлевна, а что это? – спросили они хором, показывая на вдруг ставшую им незнакомой мебель.

– В смысле, что? – пожала плечами воспитательница. – Стол!

– А Эля говорит, что пианино, – выдохнули дети с облегчением.

Когда Элли было пять, она подговорила Мику и его друга Колю уйти из сада домой. Вообще она давно хотела сбежать и обдумывала эту мысль постоянно. Особенно темными зимними утрами, когда по носу бил морозный воздух и валенки со скрипом топали по тускло мерцающей дороге. Элли шла и представляла противные пенки кипяченого молока, кусок вонючей рыбы, брошенный в середину тарелки с липким рисом, и ее подташнивало. Мике нравился детский сад. Он манил запахом свежих булочек, какао, сладкой молочной каши и творожной запеканки. Но у Элли эти запахи восторга не вызывали.

Был яркий солнечный зимний день. У забора дети в разноцветных комбинезонах ковыряли лопатками в сугробах возле заметенных кустов, катались с горки, ваяли снеговика. Когда прогулка закончилась, они под предводительством воспитательницы столпились у двери в группу и отряхивали сапоги и валенки, пыхтели, старались. Элли, Мика и его друг Коля стояли в этой очереди на осмотр чистоты обуви последними. Воспитательница вдруг рванулась в коридор за кем-то, кто плохо отряхнулся, и Элли осознала, что они остались на крыльце втроем. Все остальные были уже внутри. Элли шепнула: «Бежим!» И они побежали.

Конечно, сложно назвать бегом то, что делали эти трое в комбинезонах-мешках и шапках-шлемах, скорее, они передвигались, как космонавты по Луне, но им казалось, что они неслись на бешеной скорости, падая, вскакивая, не прекращая движение к калитке, которая по какой-то невероятной случайности была открыта. Трое захлебывались свободой, воздух звенел, словно зимние эльфы включили в нем победную песню.

Выскочив за калитку, троица побежала куда глаза глядят, вернее, куда вела Элли. Она хотела домой, прочь из ненавистного садика, Мике просто было весело поддержать сестру в ее затее, а Коле было все равно, что делать, лишь бы с другом.

Их поймали – запыхавшаяся красная воспитательница и охранник – на светофоре. Полдня троица провела в углу, точнее, в углах. Мика стоял и думал, что они скажут родителям. Он уже решил, что возьмет вину на себя или свалит