Это даже не совсем дворец, он не такой, как те, где мы жили в Кордове или Гренаде. Это и не замок, и не крепость. Он строился изначально прежде всего как сад, а комнаты здесь, со всей их роскошью, для того, чтобы было где жить в саду. Это цепочка двориков, устроенных так, чтоб удобно было и цветам, и людям. Это воплощенная в жизнь мечта о красоте: стены, изразцы, колонны представляют собой подобие растительного мира, все оплетено цветами, ползучими растениями, ветками фруктовых деревьев и травами. Истратив за столетия огромные средства, мавры создали этот рай на земле.

Да, и я его люблю. Даже девочкой я понимаю, что это необыкновенное место, что никогда в жизни мне не найти ничего прекрасней. Но я знаю, что остаться здесь мне нельзя. Это воля Господа и моей матери — я покину мой тайный дворец, мой сад, мой рай. Такова моя участь. Мне было суждено в шесть лет от роду найти самое красивое место на земле, а потом, в шестнадцать, покинуть его с той же тоской в сердце, какая мучила Боабдила. Моему счастью и покою не суждено длиться долго.

— Говорю вам, сэр, сюда нельзя! Да будь вы хоть сам король Англии, все равно нельзя!

— Я и есть король Англии, — без тени юмора приговорил Генрих Тюдор. — И пусть она немедленно явится, не то я войду к ней сам, и мой сын следом за мной!

— Инфанта уже отправила письмо королю, где уведомила, что не может его принять, — испепеляя его взглядом, сказала дуэнья. — Дворянин из свиты ее высочества поскакал ко двору его величества, дабы объяснить, что испанской принцессе до свадьбы полагается жить уединенно. Неужто вы полагаете, сэр, что король Англии сядет на коня и примчится, когда инфанта отказалась его принять? Что он за человек, по-вашему?

— Вот такой он человек! — рявкнул король и к самым ее глазам поднес кулак так, чтобы она увидела массивный золотой перстень.

Тут в комнату вбежал граф де Кабра, сразу признавший короля в поджаром сорокалетнем мужчине, который, простирая кулак, наседал на дуэнью. Однако и дуэнья успела разглядеть на перстне новый герб Англии, сочетавший в себе розы Йорка и Ланкастера. Граф склонился в низком поклоне и голосом, сдавленным оттого, что голова его уткнулась в колено, прошипел:

— Мадам, это же король!

Дуэнья тихо ахнула и сделала самый глубокий реверанс.

— Встаньте, — коротко приказал король, — и приведите ее!

— Но, ваше величество, она испанская принцесса, — встав из поклона, но не подняв, из почтения, головы, возразила упрямая дуэнья. — Полагается, чтобы ее высочество оставалась в уединении до самого дня свадьбы. Ее нельзя видеть. Придворный кабальеро как раз и отправился к вам, чтобы это объяснить. Таков обычай.

— Это ваш обычай, не мой. А поскольку она моя будущая невестка, находится в моей стране и под покровительством моих законов, то пусть изволит следовать моим обычаям!

— Ее высочество воспитана в самых строгих правилах…

— В таком случае ее высочеству наверняка будет крайне неприятно обнаружить в своей опочивальне незнакомого мужчину. Мадам, еще раз настоятельно прошу вас немедленно привести принцессу.

— Увольте, ваше величество. Я выполняю приказы ее величества королевы Испании, и мне велено проследить, чтобы инфанте были оказаны все подобающие почести, а поведение ее безупречно…

— Мадам, приказы здесь отдаю я. Говорю вам, довольно медлить, приведите принцессу, не то, короной клянусь, я пойду к ней сам и, если застану голой в постели, заметьте, она будет отнюдь не первой дамой, которую я застал в таком положении. Но пусть помолится, чтобы оказалась самой хорошенькой!

От нанесенного оскорбления дуэнья переменилась в лице.

— Ну, выбирайте! — твердо сказал король.

— Привести инфанту я не могу, — упрямо ответила она.

— Господи, боже ты мой! Ну, значит, скажите ей, чтобы ждала гостей!

Рассерженной вороной дуэнья кинулась в покои принцессы. Король выждал не более полуминуты и последовал за ней.

Комната была освещена свечами и огнем в очаге. Покрывала на постели откинуты так, словно с нее вскочили в испуге. От присутствия в девичьей опочивальне — простыни еще теплые, аромат юного тела витает в воздухе — Генрих почувствовал знакомое волнение в крови. Сама принцесса стояла у кровати, вцепившись беленькой ручкой в резной столбик полога. Успела-таки накинуть на плечи темно-синий плащ, у ворота выбились тонкие кружева белой ночной рубашки, густые золотистые волосы заплетены на ночь в косу, закинутую на спину, лицо полностью спрятано черной кружевной мантильей.

— Ваше величество, это инфанта. — Донья Эльвира заслонила собой принцессу. — Под вуалью она будет до самого дня свадьбы.

— Ну уж нет, — сухо отозвался король. — Я должен знать, как выглядит невеста моего сына.

Он сделал шаг вперед. Дуэнья в отчаянии только что не бросилась на колени:

— Прошу вас пощадить скромность ее высочества…

— У нее что, какой-то изъян? — резко сказал он, облекая в слова пугавшую его мысль. — Родимое пятно? Или изъязвлена оспой, а от меня это скрыли?

— Нет! Клянусь вам!

Девушка молча поднесла руку к кружевной оборке вуали. Дуэнья ахнула, протестуя, но ничего не предприняла, и принцесса, подняв мантилью с лица, откинула ее за спину. Ясные голубые глаза, не мигая уставились на морщинистую, сердитую физиономию Генриха Тюдора. Король окинул ее взглядом и перевел дух.

Настоящая красавица! Округлое лицо с чистой кожей, длинный прямой нос, пухлые, чувственные губы. Подбородок чуть вздернут, взгляд вызывающий. Ничуть не скромница, не трепетная лань. Настоящая прирожденная принцесса, из тех, кто не теряет достоинства даже в столь неловком, неблагоприятном положении, как сейчас.

Склонившись в поклоне, он представился:

— Я — Генрих Тюдор, король Англии.

Принцесса присела в реверансе.

Он сделал шаг вперед, к ней, и почувствовал, как она силой воли удерживает себя, чтобы не отшатнуться. Твердо взял за плечи и поцеловал, сначала в одну теплую щеку, потом в другую. А когда от запаха ее волос и жара молодого женского тела у него застучало в висках, торопливо отступил, отпустил ее.

— Добро пожаловать в Англию, — сказал он и покашлял, прочищая горло. — Вы должны простить мне мое нетерпеливое желание вас увидеть. Мой сын следует за мной.

— Это я прошу прощения у вашего величества, — ледяным тоном ответила принцесса на церемонном, велеречивом французском. — О том, что ваше величество настоятельно удостаивает нас чести этого неожиданного визита, меня поставили в известность лишь минуту назад.

Генрих даже поежился:

— У меня есть право…

Очень по-испански она пожала плечами:

— Разумеется. У вас есть все права на меня!