за душу с проведеньем

Уже почти… Не важно… Много лет

Ищу у Господа ответ

Молю Творца об исцеленьи.

Полсотни умных книжек прочитал:

О чём просить, в какое время суток;

И вот, мне чудится! Господь меня узнал!

И именем моим назвал…

Какой-то длинный промежуток?..

За что?! Меня! Оставь же одного!

Работать!? А ведь я тебе молился!..

Как много книг! Не стоят ничего!

Да я теперь! Да я сейчас его!..

Смотрите-ка! С советами явился!..

После полуночи

Темно. Еще не встали,

не зажгли торшер,

Откинув ткань портьер перед рассветом.

И в полумраке я сижу. Во власти полумер.

В таинственном разокружении предметов.

Пространство

раскрывается в иных обличьях.

Изменчиво.

И всякий следующий образ,

Забыв про все присущие ему приличья

Преображается.

Захватывает волость

Доселе неподвластных,

непонятных

И просто чуждых

каждому предмету обращений…

Так удивительно.

И свет полночной лампы,

Лишь распаляет эти ощущенья.

Две тени

Две длинные тени собой зацепились за стену,

Вдвоём разбирают кирпичную кладку по камню;

Шурша по цементу, выводят неслышные трели

И солнце под ними на крошечный миг замирает.

Две тонкие тени склоняются снова друг к другу,

Сжимая любимого в лёгких невидимых пальцах

А солнце проходит над ними, как раньше по кругу

И дарит лишь миг, отдохнуть друг у друга в объятьях.

А после, неслышная, льётся над пропастью песня…

О нежности, важности, нужности этих разлук

Так, с трепетным чувством, и век их течёт интересней,

До тех пор, пока не сомкнёт их объятия круг.

Гранатовое колечко

Тепло и свет, укрытые поверхностью скользящей –

Душе совет, как оставаться чистой, настоящей.

Здесь солнца луч волною изнутри проходит грани

Как он текуч! Как этим измененьем постоянен!

И алый шёлк в серебряном неловком окаймленьи

Свой свет нашёл, и светом возвестил об исцеленьи.

Тепло души своей прохладою смотрящим открывает:

Легко дыши. Легко, как этот дивный камень.

Утренние часы

Там, за окном, танцует жёлтым охра,

И начинается ещё один рассвет.

А я стою бездвижимо, без вздоха

И мимо проплывают сотни лет…

Секунд, конечно же, мне просто показалось,

Что я уж сед, и дряхл, и беззуб:

Мгновеньями мгновенье умножалось,

Когда так близко пил рассвет столетний дуб.

Краски октября

Трава, напившись влагой сентября –

Всей глубиной стареющего лета –

Одела в изумрудный шёлк поля

И стала осени апологетом6.

Ей далека синеющая высь,

Так часто полыхавшая пожаром…

Стой, человек! Замри и приглядись

К неясным струйкам утреннего пара:

Он рвётся ввысь из разогретой тверди,

Растрачиваясь порами земли

На ярко-изумрудный шёлк травы,

На осени волшебные соцветья.

Звезда

Дня через два ноябрь. Иногда

Нам кажется, что время замирает

Когда в ночи летящая звезда

Всё движется, но будто бы не тает.

И никогда (так кажется теперь)

Не догорит тот свет великолепный

И не случится больше ни потерь,

Ни острых слов, ни завываний ветра.

Гори звезда! Пронзая вышину

Алмазной крошкой будущих событий!..

И в этот миг, предчувствуя луну

Нет, невозможно на балкон не выйти.

…Дня через два ноябрь. Не сейчас.

И кажется, что время замирает,

И свет звезды, как душу, отражает

Сиянье восхищенных светом глаз.

***

Себе пристанище подутренний туман

Нашёл в ложбинке меж листком и веткой

И несмотря на то, что листик был так мал,

Да и ещё с собой имел соседку –

Уютно себя чувствовал туман.

Улёгшись, он блистал своей красою

В таинственной прозрачной полумгле –

Прощалось тихо солнце с горизонтом

И тени расходились по земле,

И, вместе с веткой, лист сиял росою.

Что нужно женщине

Что женщине надо? Глоток восхищенья,

Признанье, улыбку, а также печенье

В красивой коробке. Атласные бантики,

Веселье, обновки, и море романтики.

Что женщине нужно? Мечтать и смеяться.

Как маленькой женщине — взрослой казаться,

Так женщине взрослой — малышкою сделаться

Хотя бы на миг, перед маленьким зеркальцем

Чтоб локоны чуть щекотали ресницы,

Чтоб верилось в то, что всё может случиться.

Хотя бы на миг, перед розовым зеркальцем

Нам, женщинам, нужно на что — то надеяться.

Большой и малышке, и старой, и юной,

Ведь вера — сама воплощение чуда.

Мудрец

Мудрец насвистывал, налаживая транспорт:

Педали, цепь, руль, раму и седло.

— Привет, мой мир. Знакомимся? Ну, здравствуй!

Тебе принёс на пробу ремесло:

Смотри, смотри, я быстрый, будто птица!

Вчера я ветер в беге обогнал.

С горы без ног я должен был спустится.

Я с ветром спорил. Ветер проиграл!

Я лишь рассвет не обогнал ни разу,

Но дело тут совсем и не во мне,

Ведь он спешит, упрямая зараза,

А я плетусь на двухколёсном пне…

Каков, скажи!..

Мир рассмеялся звонко

И мудреца по-дружески обнял.

"Езжай, мудрец! Но только потихоньку.

Рассвет ещё никто не обогнал".

Комната и рука

Рука приникла к изголовью кресла…

Нет, не приникла — рухнула навзрыд

И в комнате тот час же стало тесно

От маленькой фарфоровой руки.

К тоске её склонились ближе стены

Не подпуская тёмный небосвод,

Не допуская страшной перемены,

Что, может быть, всю силу заберёт.

Рука рыдала в изголовье стула,

Боясь, пошевелившись, рухнуть в пол,

И стать едва заметным полулунным

Пятном оконным, втоптанным в ковёр.

А стул молчал, упёршись в подоконник

А что он мог? Ведь он же просто стул.

Склонялись стены. Птица, как церковник,

Считала такты прожитых минут.

А в остальном всё было тихо.

Промозглый вечер

Курить не хочется, ни хочется рыдать,

Под тёплым пледом прятаться не хочется,

Не хочется внимать и понимать…

Совсем. Со всеми. Ничего не хочется.

Пью чай. Горчит. За окнами темно.

Пыхтит кастрюля, паром задыхаясь.

При деле все: сосед включил кино,

Жена его, перекричать стараясь

Включила пылесос и патефон,

Открытку музыкальную включила,

И с этой какофонью в унисон

Машина скорой помощи завыла…

А я сижу и пью горячий чай

(Он, кажется, уже не так горчит).

Кастрюля поперхнулась невзначай.

Закончила. Я выключил. Стоит.

Курить по-прежнему не хочется. Совсем.

Под плед не хочется. За окнами темно.