Звонила телефонистка с коммутатора полиции.

— У меня на проводе некая Ребекка Мартинссон, и она утверждает, что знает, где находится сестра Виктора Страндгорда, и хочет договориться о времени допроса. Томми Рантакюрё и Фред Ульссон отправились разыскивать сестру, так что я не знала, на кого мне переключить эту Ребекку — на них или на вас.

— Ты совершенно правильно поступила, соедини ее со мной.

В ожидании соединения фон Пост окинул взглядом проход, ведущий к алтарю. Совершенно очевидно, что дизайнер вполне обдуманно проложил длинный красный ковер ручной работы от алтаря и до самых хоров. С обеих сторон от него стояли синие стулья с дугообразными спинками, и в мыслях невольно возникало библейское предание о том, как Красное море расступилось перед Моисеем. Фон Пост начал ходить туда-сюда вдоль прохода.

— Алло, — раздался в трубке женский голос.

Он ответил, назвав свою фамилию и должность, и она продолжала:

— Меня зовут Ребекка Мартинссон. Я звоню по поручению Санны Страндгорд. Насколько я понимаю, вы хотели бы поговорить с ней по поводу убийства.

— Да. Вы располагаете информацией, где она находится?

— Нет, не совсем так, — продолжал голос, говоривший вежливо и преувеличенно четко. — Поскольку Санна Страндгорд хочет, чтобы я присутствовала при допросе, а я в настоящий момент нахожусь в Стокгольме, я хотела бы спросить того, кто возглавляет предварительное следствие, можем ли мы подъехать сегодня вечером или лучше завтра утром.

— Нет.

— Простите?

— Нет, — повторил фон Пост, не скрывая раздражения, — никаких «сегодня вечером» или «завтра». Не знаю, понимаете ли вы это, Ребекка, как вас там, но здесь ведется расследование убийства, за которое я несу ответственность, и я желаю поговорить с Санной Страндгорд немедленно. Я бы посоветовал вашей подруге не скрываться, ибо я готов выдать ордер на задержание в ее отсутствие и объявить ее в розыск. Что же касается вас, то существует преступление, которое называется пособничеством в бегстве, за которое по закону полагается тюремное заключение. А сейчас я хочу, чтобы вы сообщили мне, где находится Санна Страндгорд.

На несколько секунд на другом конце провода воцарилась тишина. Затем снова раздался молодой женский голос. Теперь собеседница говорила очень медленно, явно сдерживаясь.

— Боюсь, что произошло какое-то недоразумение. Я звоню не для того, чтобы просить разрешения приехать с Санной Страндгорд для допроса чуть позднее, а для того, чтобы сообщить: она намерена предстать перед полицией, но это может произойти не ранее чем сегодня вечером. Мы с Санной Страндгорд не подруги. Я адвокат фирмы «Мейер и Дитцингер», если это название что-то говорит вам там, на севере…

— Да я, видите ли, родился…

— И я на вашем месте воздержалась бы от угроз, — прервала женщина его реплику. — Попытка напугать меня с целью заставить разгласить место пребывания Санны Страндгорд граничит с превышением служебных полномочий. А если вы выдадите ордер на ее арест, хотя она не подозревается в совершении преступления, лишь потому, что она желает дождаться своего юридического представителя, то это гарантированно повлечет за собой заявление омбудсмену.[2]

Прежде чем фон Пост успел ответить, Ребекка Мартинссон продолжила неожиданно доброжелательным тоном:

— Фирма «Мейер и Дитцингер» не стремится создавать конфликтные ситуации. Обычно мы прекрасно находим общий язык с прокуратурой. Во всяком случае, в Стокгольме и его окрестностях у нас никогда не возникало проблем. Надеюсь, вы полагаетесь на мои слова, что Санна Страндгорд явится на допрос в соответствии с договоренностями. Предлагаю сегодня в восемь в полицейском управлении.

И на этом закончила разговор.

— Проклятье! — воскликнул Карл фон Пост, обнаружив, что наступил в лужу крови и еще нечто липкое — ему даже не хотелось думать, во что именно.

По пути к двери он с отвращением вытер подошвы о ковер. С этой нахалкой он еще поговорит, когда она появится сегодня вечером. Но сейчас пора подготовиться к пресс-конференции. Он провел рукой по лицу. Надо побриться. Через три дня он предстанет перед журналистами с небольшой щетиной, как человек, который все свои силы отдает поискам убийцы. Но сегодня он должен быть свежевыбрит, с непокорной шевелюрой на голове. Публика полюбит его. Он будет неотразим.

* * *

Сидя за своим письменным столом, адвокат Монс Веннгрен, совладелец фирмы «Мейер и Дитцингер», с недовольством глядел на Ребекку Мартинссон. Уже сама ее поза раздражала его. Нет чтобы занять защитную позицию, сложив руки крестом на груди. Вместо этого руки у нее безвольно висели по бокам, словно она стояла в очереди за мороженым. Изложив свое дело, Ребекка ждала ответа; ее равнодушный взгляд был обращен на японскую эротическую миниатюру на стене: молодой человек с длинными волосами на коленях перед проституткой — оба обнаженные. Другие женщины избегали открыто смотреть на это графическое изображение почти двухсотлетней давности. Монс Веннгрен часто наблюдал, как их глаза исподтишка устремлялись к картине, будто любопытные собачьи морды, однако долго обнюхивать ее никто себе не позволял. Взгляд тут же опускался или переходил на другие предметы в комнате.

— Сколько дней ты собираешься пробыть в отъезде? — спросил он. — Ты имеешь право на два оплаченных дня для устройства семейных дел — этого достаточно?

— Нет, — ответила Ребекка, — и речь идет не о моей семье. Я тут выступаю, как бы это лучше сказать, в роли старого друга семьи.

Что-то в ее тоне навело Монса на мысль, что она лжет.

— К сожалению, я не могу точно сказать, как долго меня не будет, — продолжала Ребекка Мартинссон, спокойно глядя ему в глаза. — У меня осталось довольно много времени от неиспользованного отпуска и…

Она осеклась.

— И что? — переспросил ее начальник. — Надеюсь, ты не собиралась говорить со мной о сверхурочной работе, Ребекка, потому что это бы меня очень расстроило. Я уже не раз говорил и повторяю еще, что если вы, помощники юристов, не успеваете выполнять работу в рабочее время, то снимите с себя часть обязанностей. Вся сверхурочная работа происходит на добровольной основе и не оплачивается. Иначе я с таким же успехом мог бы отпустить тебя на год с полным сохранением зарплаты.

Последнее он произнес с добродушным смешком, но лицо его тут же снова приняло привычное недовольное выражение, поскольку она не потрудилась даже изобразить улыбку.

Несколько мгновений Ребекка молча разглядывала своего начальника. Он уже начал рассеянно читать какие-то бумаги, лежащие на столе, чтобы показать, что аудиенция на самом деле окончена. Сегодняшняя почта лежала аккуратной стопкой. Несколько безделушек от Георга Йенсена[3]выстроились в ряд на столе. Ни одной фотографии. Она знала, что он был женат и имел двоих взрослых сыновей. Но это все, что о нем известно. — Монс никогда о них не упоминал. И никто другой никогда о его семье не говорил. В бюро информация распространялась медленно. Учредители и старшие адвокаты любили посплетничать, однако у них хватало ума болтать между собой, а не с молодыми юристами. Секретари были идеально вышколены и запуганы, чтобы разглашать хоть какие-нибудь тайны. Но время от времени кто-нибудь принимал лишнего на корпоративной вечеринке и рассказывал такое, о чем не следовало говорить, так что постепенно ты оказывался посвященным в тайны. Ребекка знала, что Монс пьет, но об этом скоро будет знать всякий прохожий, встретивший его на улице. На самом деле он даже хорош собой — с черной копной курчавых волос и ярко-синими миндалевидными глазами.