– Его, – угрюмо кивнул Ставр.

– Ну, так и взяли бы его с собой, дурни, эка… Нож!

– Не могли мы его взять, Бер, – уже более спокойно, обреченно промолвил Ставр. – Побоялись.

– Чего тут бояться-то? Ножей в руках не держали? Ничего не понимаю, говори ты толком, а то зашибу!

– Он… он воткнут… воткнут…

– Да куда воткнут-то, мать твою растак?!

Ветер распахнул с треском дверь старой бани. Деревья склонились, будто в поклоне и по лесу пронесся гулкий треск разламывающихся стволов и веток. Ослабленные долгой засухой, деревья не гнулись, а ломались под порывами урагана. Велемир, глухо вскрикнув, отступил на шаг от Медведя.

– Воткнут он, батюшка, в идол Велеса. Вот куда.

Ветер прекратился так же внезапно, как и возник, будто его и не было. Только пыль столбом все еще стояла над двором, да кусок шифера нескладно валялся на тропинке.

– Ммммммм…!!!

Медведь сел на землю, зажав голову руками, словно хотел раздавить ее. Он качался взад-вперед и мычал, бешено вращая глазами.

– Как он мог?! Как он мог?!! Проклял бога!!! Отступник, предатель, падальщик… Мммммм…!! Найти! Всем искать, далеко он не уйдет!! Я принесу его в жертву Велесу, и он простит нас! Найти сейчас же!

– Да уж пошел брат за ним, Медведь… Мы как увидели такое дело, так сразу смекнули… Я к тебе побежал, а брат волком обратился, и по следу. Рьян-то в человеческом облике, раз нож его в… вот. Волком-то Гром его быстренько унюхает…

– Ауууууу!!! Оуууууууууу!!!

Раздалось вдруг совсем рядом.

Волк не выл, а скорее скулил – так жалобно и тоскливо звучал голос приближающегося к калитке Грома. Не прошло и минуты, как у крыльца дома Бера возник крупный палевый волк. Еще миг – и он, кувыркнувшись в воздухе, обернулся юношей. Девушки на крыльце стеснительно отвернулись.

– Брат, ну, как?! Нашел его?

– Где он?!! – завопил Бер, вскакивая на ноги.

– Нету его, – сказал Гром, натягивая штаны, принесенные одной из девушек.

– Как нету?! Упустил?!!

– Я по его следам сразу побежал, да бежать пришлось недолго. Ты ведь сам говорил в лес далеко не ходить, что болота в этом году опасны… Ну, вот, до болота я и дошел. И след его там пропал. Прямо в трясине. Нету его, Бер. Потонул он.

Тишина, более страшная, чем рев разгневанного Мед ведя, более опасная, чем ураганный ветер, повисла над языческим поселением, затерянном в сердце владимирских лесов. Бер растерянно обернулся к Велемиру:

– Что теперь делать, а? Жрец! Скажи! Велес не простит поругания…

– Не простит, – глухо ответил шаман. – Уходить нужно, Бер. Уходить, и быстро.

– Я не уйду! Уходите все, убегайте, как крысы с корабля, а я останусь! Велес простит меня за преданность…

– Велес, может быть. А вот…

– Что еще? – спросил зверь, впервые готовый заплакать, как маленький ребенок.

– Посмотри вокруг, – сказал Велемир.

Ночь, опустившаяся на лес, не была черной. Она была красной от зарева пожаров, окруживших крохотный поселок огненным кольцом.

– Видел, какой был ветер?

Медведь кивнул, уже понимая, куда клонит его друг и соратник, великий навий жрец Велемир.

– А дождь-то так и не пролился. Ни капли. Еще немного – и здесь не будет ничего, кроме огня.

Бер взглянул на шамана спокойно и трезво. И без всякого рыка и потрясания кулаков над головой сказал:

– Я уйду отсюда, друг. И уведу своих людей. Но только после того, как ты исполнишь обещанное мне. Только после того, как совершишь пророчество. Так что поторопись. Времени у тебя – до завтрашнего утра.

Все разошлись, каждый по своим местам. Девушки стайкой вспуганных птичек забились в «женский дом». Ставр с Громом, непривычно тихие, ушли к себе. Велемир, не став спорить с Медведем, быстро удалился, готовить все для совершения пророчества. А Бер, войдя в свои покои, задумчиво взял в руки старую потрепанную книгу, оставленную Велемиром на лавке у окна.

«А потом Русь вновь была повержена. И бога Буса и семьдесят иных князей распяли на крестах. И смута великая была на Руси от Амала Венда. И тогда Словен собрал Русь и повел ее. И в тот раз готы были разбиты. И мы не позволили Жале никуда течь. И все наладилось. И радовался дед наш Дажьбог, и привечал воинов – многих наших отцов, которые одерживали победы. И не было бед и забот многих, и так земля готская стала нашей. И так до конца пребудет…»

«…Мы молим Велеса, Отца нашего, чтобы Он пустил в небо коней Сурьи, чтоб Сурья взошла над нами вращать вечные золотые колеса. Ибо Она и есть наше Солнце, освещающее наши дома, и пред Ней бледен лик очагов в наших домах…»…

Рьян мчался, не видя дороги.

Так ослепшая муха летит в стекло со всей скоростью, на какую способна, чтобы через минуту разбиться о него. Он просто не мог иначе. Не мог Рьян, самый гордый, самый задиристый, самый отважный и самый амбициозный из «сынов» Бера, допустить, чтобы кто-нибудь на свете видел его слезы. А Рьян, наверное, впервые в жизни, плакал.

Сквозь слезы, горькие и едкие, как чад, черными змеями расползающийся по лесу, он видел прошлое – недавнее, всего-то полгода назад это случилось. А будто – в прошлой жизни. Или скорее – в нави. Там, где сейчас Бояна. Тогда, в лютый январский мороз, он впервые увидел статную девушку с русой косой до талии и глазами цвета светлого дыма. Картинки мелькали перед мысленным взором Рьяна, меняя друг друга и снова возвращаясь к той, первой…

…Вот он сидит на промерзшем бревне у дома Бера, рядом с Громом и Ставром, и искры костра брызжут в зимнее ночное небо горячим салютом. Он поворачивает голову и видит на темном крыльце Бера красавицу, о которой всегда грезил и никогда не встречал. Взгляд его цыганских глаз встречается с другим, дымчато-серым и глубоким, как омут. Смоляная тонкая бровь насмешливо приподнимается, румяные губы кривит презрительная усмешка. И девушка в приталенной рыжей дубленке и круглой шапке-боярочке отворачивается, поселив в душе нестерпимую обиду и не менее нестерпимое желание покорить незнакомку…

…Вот она гневно вырывает руку из его пальцев и, не боясь ни ярости, ни угроз Рьяна, хохочет ему в лицо. И уходит прочь, одержимая амбициозной жаждой сделаться великой ведуньей, властительницей человечьих тел и душ. Не догадываясь еще, что она всего лишь очередная жертва…

…Вот он, Рьян, лучший из лучших волков-воинов Бера, уже почти сломивший собственную гордость, перешагнувший через унижение отказа и боль ревности, просит, умоляет напуганную и все же царственную Бояну стать его подругой, женой, королевой. Но встречает все тот же презрительный взгляд…

А вот и Кащеев день. Река Смородина, застывшая черной лавой в сердце древней Русколани, у подножия серебряного Эльбруса. И Бояна, прекрасная даже в облике палевой волчицы, делает свой последний выбор. Рьян лишь издали видит, как она мчится, словно серый ветер, по Калинову Мосту. Резкий, мощный прыжок – и в грудь этого мерзкого мальчишки Марка вонзаются острые клыки. Идол Велеса, выпав из его поганых рук, летит в бездну, и туда же падает волчица, которая уже никогда не станет человеком. А над всем этим реет, ужасающе хохоча, заслоняя свет черными крылами, новоявленный демон, бывший ангел Марк…