представляли собой стеклянно-деревянные бандурины со сдвигающейся вверх и вниз панелью со стеклом, защищающим лишь от взрывов, дыма и едких газов.

Но всё это ещё было ой как примитивно.

В аптеке товарища Форбрихера даже такого не было. Когда приходилось выпаривать какую-то особо вонючую и едкую жидкость на водяной или песчаной бане, то потом просто открывали окна и проветривали. А так как здесь регулярно что-то выпаривалось или варилось, то вонища стояла капитальная. Хорошо, что с концентрированными кислотами здесь дела практически не имели. Иначе только бы меня тут и видели (здоровье зубов, кожи и костей важнее всего!).

Так что я вошел в раздевалку, вытащил из «моего» рабочего шкафчика испещрённый разноцветными пятнами белый халат и колпак, торопливо переоделся и юркнул в лабораторию, так как уже конкретно опаздывал (этим вечером с Гришкой и Зёзиком неплохо так посидели, так что сегодня я потому и проспал).

К счастью, товарищ Форбрихер не заметил — он был занят: мило улыбаясь, беседовал с дородной дамочкой в крашеном кроличьем манто о преимуществах мази от выпадения волос перед эмульсиями. Судя по обстоятельности беседы, товарищ Форбрихер явно ожидал, что дамочка проникнется и выкупит у него солидную партию этих мазей. Кстати, судя по её шевелюре, ей бы не помешали и мази, и эмульсии, и всего побольше.

Но зря я радовался.

У конторки сидела Лизонька, великовозрастная тощая дочь товарища Форбрихера, и старательно переписывала что-то из блокнота в толстый гроссбух. Из приятных моментов у Лизоньки можно было отметить лишь рыжеватую косу. Всё же остальное нуждалось в кардинальной коррекции. Жаль, что в этом времени массовых пластических операций для населения ещё не делали.

Увидев меня, Лизонька вспыхнула:

— Вы опоздали, Геннадий! — с негодованием воскликнула она и даже писать перестала. — На двадцать три минуты!

Остальные практиканты, заметив это, оживились — даже такая небольшая склока и то скрашивала невообразимую скуку трудового дня.

— Я знаю, — склонил голову в притворном смирении я.

Но Лизоньке этого было недостаточно, она жаждала крови:

— Я пожалуюсь папеньке, что вы нарушаете трудовую дисциплину! И он напишет в вашу школу! И вас накажут!

Я промолчал, по опыту зная, что лучше в таких случаях не перечить.

— Почему вы молчите⁈ — возмущённо вскричала Лизонька. — Вам что, сказать нечего⁈

— По-моему, она к тебе неравнодушна, — ехидно прокомментировал Енох и полетел к дальнему столу, где двое практикантов усиленно растирали в ступках какую-то особо вонючую бурду и от этого постоянно чихали, фыркали и ссорились.

Я не стал отвечать призраку и посмотрел на Лизоньку как можно более печально:

— А что мне говорить, Лизонька? — со отчётливой слезой в голосе вздохнул я, — да, я опоздал. Ходил на кладбище к папеньке на могилку цветы отнести. Разговаривал там с ним. Вот и не заметил, как время прошло.

Как и все староватые барышни, Лизонька была натурой крайне впечатлительной, она ахнула и на её глазах аж показались слёзы:

— Ладно, Геннадий, идите, — великодушно сказала она дрожащим голосом, но тут же строго добавила, — но, чтобы это было в последний раз!

— Обещаю! — раскланялся я и радостным ёжиком упорхнул на своё рабочее место, ликуя в душе, что эта коза отцепилась и не пристает больше.

— Ты представляешь, что тебе будет, когда она Изабеллу увидит? — поддел меня Енох и, не дожидаясь моего ответа, торопливо исчез.

Но судьба сегодня явно была не на моей стороне.

Только-только я устроился, взял фарфоровую ступку и пестик, отмерил на весах необходимую пропорцию из окиси цинка, осадочной серы, углесвинцовой соли и борной кислоты, всыпал всё это туда и уже хотел начинать аккуратно перетирать компоненты для отбеливающего крема, как случилось непредвиденное.

Один из практикантов, прыщеватый Валентин, из городских, нес свежеприготовленную хинную мазь для роста волос, поскользнулся и грохнулся на пол. И всё содержимое высыпалось на него.

— Апчхи! — от неожиданности расчихался Валентин.

— Ну всё, теперь у тебя волосы везде вырастут, — не удержался от шутливого комментария я.

Все засмеялись, а Валентин неожиданно вызверился:

— Слышь, придурок приютский, рот закрой!

Я взрослый человек в теле пацана, но даже меня столь грубый ответ на безобидную шутку выбесил, и я рявкнул в ответ:

— Свой прикрой, морда прыщеватая! А то сейчас вдобавок ещё вот эту хрень отбеливающую на тебя высыплю, будешь не просто везде волосатым, а волосатым блондином!

— Ах ты ж урод! — Валентин бросился на меня, но я подставил подножку, и он опять растянулся на полу.

— Отдохни, блондинчик!

— Что здесь происходит⁈ — в лабораторию вошел товарищ Форбрихер и теперь грозно смотрел на притихших практикантов.

— Это крыса приютская подножки расставляет! — наябедничал Валентин, — я упал и мазь рассыпал!

У меня аж челюсть от такой подставы отпала. Всё же не так совсем было!

Но аптекарь разбираться не стал и грозно велел:

— Капустин, отойдите от стола. Сдайте Елизавете реактивы и бегом за мной!

Пришлось подчиниться.

Провожаемый сочувственными взглядами остальных практикантов (и ни одна падла правду не сказала!) и злорадным взглядом прыщеватого Валентина, я отдал ступку с недоделанной мазью и пестик Лизоньке и вышел из лаборатории вслед за аптекарем.

Мда. Попал.

А всё же так хорошо начиналось.

В основном помещении аптеки, Форбрихер остановился и вперил грозный взгляд на меня, который, очевидно, должен был меня смутить.

Ну ладно. Я смутился, мне не трудно.

— Геннадий! — напыщенно начал читать нотацию аптекарь, — я думал, что вы, как никто другой, будете заинтересованы получить дополнительную специальность в аптечном деле!

Я покаянно вздохнул.

— Я давно наблюдаю за вами! — продолжил вещать Форбрихер, — У вас неплохой потенциал к работам по аналитической химии. И даже, скажу честно, я хотел дать вам рекомендацию, если бы вы решили поступать на провизора в училище. Но сейчас вы меня совершенно разочаровали! Мда-с, молодой человек, разочаровали вы меня, изрядно разочаровали! Вы же не только испортили дорогостоящие ингредиенты и попытались нарушить дисциплину, но и устроили безобразнейшую ссору с Валентином! А это, между прочим, сын нашего управляющего ВСЕРОКОЖСИНДИКАТом! Как вам не стыдно!

Он ещё что-то говорил, ругал, упрекал и обличал.

Появился Енох и насмешливо замерцал:

— Ну вот. Теперь будешь всегда крайним! Сейчас тебя этот аптекарь показательно накажет, чтобы остальным неповадно было. А Валентин увидит, что получилось, и теперь постоянно тебя травить будет.

Я зло зыркнул на Еноха. Но пришлось промолчать. Хотя сказать ему