мыслей мне удалось задать вопрос тому, кого я сейчас видел: – Жизнь вы нам ярко показали. А со смертью непонятно. Кастанеда говорит, что она слепа (попытался сдвинуть точку сборки – не вышло) к физической субстанции.

– Всё относительно, Теймураз. – старец опустил посох (коричневый из живого дерева, так как на нём, при движении старца, шевелились листья у его навершия, закрывая от моего взгляда рот старца). – Ты один заметил чудо, а твои друзья его проигнорировали (приняв чудо за горящий спирт), – старец опустил через границу линзы конец посоха в костёр, наткнул на него целый пластиковый стаканчик, поднял его в линзу.

– Ты видел свою прошлую жизнь, во всех возможных вариантах. В этом прошлом находилось как рождение (твоё и твоей сестры), так и смерть (твоей бабушки и тёти). В твоём будущем много рождений (твоих детей, детей твоих знакомых, друзей, родственников), много смертей, но тебя интересует только твоя смерть и твой выбор, который ты должен сделать сегодня. Я могу показать последствия твоего выбора. Или могу ответить односложно. Что ты выберешь?

Плечи сами дёрнулись, высказывая сомнение и неуверенность: – Вопрос не выбора, а справедливости. Мне всё равно прав я или нет. Главное, что ему (Игнату) всё достаётся легко, а мне приходится набивать шишки самому. И чтобы изменить сложившуюся для меня ситуацию, я должен выдернуть друга из его мира, погрязшего в розовом цвете, и пойти с ним рядом.

– Ты думаешь, что жертвуешь другом?

– Справедливость, – я сжал до боли в пальцах малу, – выше нет истины.

– Хорошо, – старец коснулся навершием посоха границы линзы-портала перед своим лицом (воздух в линзе стал терять свою прозрачность, наполнился, от низа к верху, белым дымом). – Я покажу тебе последствия твоего выбора и того, кому ты помог, и кого наказал.

***

В линзе появилось изображение: Тимур (Я!) видел всё своими глазами, свои руки (он их мог узнать «с закрытыми глазами», сколько смотрел на них перед сном, запоминая и представляя, закрыв глаза) с чьей-то одеждой. Мои ноги сделали шаг через порог двери, из душного предбанника в прохладу ночного двора.

– Тимур, – Семён Аркадьевич, раскрасневшийся, вытирал краем простыни пот со лба, – эти вещи закинь в багажник, и будь добр, захвати из холодильника банку тёмного для меня.

Тимур посмотрел на сидевшего рядом с Семён Аркадьичем Игната: «неужели мой покровитель?» – мелькнула мысль и пока Тимур шёл по двору (в линзе), сидящий у костра я думал: «Жаль, хороший мужик. Много не хапает и дела делает».

Потом Тимур подошёл к мультивену из губернаторского гаража, открыл заднюю дверь, положил в белый пластиковый пакет одежду, закрыл дверь. Пошёл к дому. «Дом прабабушки Игната» – узнал я. Через сени прошёл на кухню, достал из холодильника банку «Guinness», взял упаковку «Löwenbräu», закрыл холодильник. На кухню зашла дочь председателя (Маришка).

– Зелени нарви в огороде, а то всё из магазина навезли, – Маришка стрельнула глазами, раскраснелась, – ни каких витаминов и минералов, один только вид свежести.

– Хорошо, – кивнул Тимур и вышел из кухни. Прошёл до бани, отдал банку «Guinness» Семён Аркадьичу, выгрузил бутылки их упаковки в ведро с водой. Семён Аркадьевич и Игнат сидели молча (ждали пока он уйдёт). Тимур пошёл в огород. Проходя мимо поленницы за баней, в самой темноте… Тимур почувствовал холод на коже: «дуновение как из преисподней» – подумал Тимур. И хоть его не пробирали ни какие ужастики ещё в эпоху видеосалонов, обратно Тимур пошёл в обход забора, не рискнув почувствовать на себе ледяное дыхание второй раз. На кухне сгрузив нарванный: зелёный лук, петрушку, салат, укроп, чеснок, Тимур стал мыть руки в умывальнике. На звук льющейся воды вышла Маришка.

– Сейчас, зелень в салат для вас нарежу, – повернувшись в сторону комнаты, говорила девушка, – и пойду домой. Чай сами управитесь, не маленькие. – девушка сменила Тимура на рукомойнике, обмывая зелень.

– А-а это ты, – на пороге дверного проёма в комнату стоял Семён Аркадьевич, – ты Игната сильно не задерживай, пусть, как помоется, к нам присоединяется. А ты сам после баньки к Свешниковым в дом иди. Там для вас стол накрыли и постели приготовили.

Тимур кивнул и выходя с кухни почувствовал на своём плече руку: – Ты, Тимур, не забудь через месяц проставиться. Бумаги подписаны. Будешь завгаром.

В эйфории от услышанного, Тимур дошёл до лавочки, на которой сидел Игнат, закурил, достал из ведра две бутылки пива. Одну бутылку протянул Игнату.

– Дела пошли, – я слышал свой уставший голос, – мечемся, мечемся, ан просвет появился. Поздравь меня Игнатыч, – Тимур стукнул своей бутылкой пива по бутылке в руках Игната, – через месяц буду начальником гаража, – бутылки вновь дружно звякнули, – Хватит баранку крутить, пора рулить делами поважнее.

– Молодёжь, пиво есть? – из бани вышел губернатор.

Тимур, вставая с лавки, достал из ведра бутылку пива, открыл, протянул в сторону раскрасневшегося дорогого гостя. Потом зайдя в баню, собрал одежду Евгений Борисовича и понёс её в машину (Игнат остался сидеть с губернатором): – птица большого полёта, – пронеслась в моей голове мысль Тимура, – правильный выбор я сделал и сам не прогорю рядом с Игнатом.

Когда Тимур вернулся в баню, Игнат подкидывал дрова в печь. У Тимура был повод насвистывать победный марш, повесив чистое бельё, он спросил Игната: – Ты идёшь?

– Сейчас, – Игнат отодвинулся от печки, – пойду, отолью и попаримся.

– Ведро с водой у входа, – Тимур зашёл в парилку, прокрыв за собой дверь, – не трогай, пусть стоит на улице. Там пиво.

Растянувшись на верхней полке, Тимур всем телом впитывал тепло бани. На коже образовались капельки конденсата от оседающей на холодной коже влаги. Закрыл глаза от удовольствия. И тут… картинка в линзе изменилась, втянула в себя всё внимание Тимура, все его чувства и ощущения перешли в другой мир.

Тело испытывало тепло и влагу бани, саму баню Тимур видел со стороны дома. Вот Игнат выходит из туалета и проходя мимо того самого места, где Тимура накрыл ледяной холод, кивнул кому-то головой. Заходя в баню, Игнат указал рукой на Евгений Борисовича и, зайдя в баню, плотно закрыл дверь.

Чёрный сгусток, студенистый, влажный, холодный окутал Евгений Борисовича. Тело Тимура стало покрываться холодным потом и его зубы, от холода, стали выстукивать «лезгинку».

Слух отказал Тимуру, он слышал бубнение голосов за стеной бани (Евгений Борисович и странная сущность), как пыхтит, раздеваясь, Игнат в предбаннике, но ясно разобрать что-то не мог.

Тёмный сгусток уменьшился в объёме, плотнее обняв тело Евгений Борисовича. Плоть Евгений Борисовича стала истончаться, сквозь неё стали видны белые кости скелета. Тимур хотел закричать.

– Не лезь! – волчья оскаленная пасть