статую «Минос почти пал Персефоне в ноги, но вспомнил, что та не любит, когда перед ней унижаются»:

— Царица, сюда мчится Арес, кто-то сказал ему, что ты развлекаешься с любовником.

— И давно мчится? — уточнила Владычица деловым тоном.

— Давно. В смысле, уже вот-вот.

Персефона вздохнула:

— Ну ладно, пойдём.

Решительно запахнув пеплос, она широкими шагами направилась в тронный зал; Аид пошёл следом.

Когда Персефона обернулась — совсем как бы между прочим — он коснулся ее запястья, обозначая свое присутствие.

Руки у Персефоны были совсем холодными.

— Ну, кто там у нас сдаёт меня Аресу? — грустно спросила царица. — Неужели это моя любимая служанка Минта?

Минос сдержанно улыбнулся:

— А кто же ещё может безнаказанно бродить по вашей спальне и пользоваться зеркалом Гекаты?

— Нет, это вообще нормально? — проворчала царица. — Думает, если она спит с Аресом, можно безнаказанно шарить в моих вещах? Определенно она хочет стать деревом.

— Мне кажется, она хочет стать Владычицей.

— Или я что-то не понимаю, или самый простой путь в царицы — это стучать и давать всем подряд, — фыркнула Персефона. — Насколько было бы проще, если бы это было предназначено ей, а не мне.

Аид припомнил, каким гадким чувством юмора обладали покойные мойры, и решил, что если бы Персефоне предназначили что-то другое, она бы тоже не порадовалась.

Примерно то же сказал царице Минос — но кратко, буквально в двух словах. Владычица сухо кивнула — они уже заходили в тронный зал — и, не удостоив взглядом сонм теней, при виде царицы образовавших живой коридор, прошествовала к трону.

Невидимый Аид же задержался на пороге, осматривая длинное и мрачное помещение. Окон в тронном зале не было и при нем, проблема всегда решалась десятком зачарованных канделябров, беспорядочно свисающих с высокого потолка.

Собственно, канделябры были единственным, что осталось без изменений со времен Аид.

Даже потолок, и тот был зачем-то выкрашен коричневой краской. И стены тоже — хотя это «гениальное» цветовое решение не сразу бросалось в глаза из-за многочисленных, выполненных в красно-бурой гамме гобеленов.

Тронный зал явно должен был наводить на ужас, иначе зачем нужно было увешивать его искусно вытканными изображениями грешников с Полей Мук. Впрочем, подойдя ближе, Аид понял, что погорячился насчет «искусности» — Сизиф, Тантал, Данаиды и остальные изображались в неестественных позах, со зверскими выражениями лиц, и все в запекшейся крови, как будто попали на Поля Мук прямо с кровопролитной битвы. И да, Тантал тоже, хотя он, вообще-то, стоял по горло в воде. «Вода» была вышита голубыми стежками поверх основного рисунка.

И было бы ещё ничего, если бы неведомый гобеленщик не вышил всех грешников, независимо от пола и возраста, на одно лицо.

Кстати, смутно знакомое.

После недолгих раздумий бывший царь заключил, что оно могло принадлежать сыну Гефеста и Деметры, если бы таковой имелся. После чего Аид твёрдо решил посоветовать Персефоне перевесить гобелены поближе к входу в Тартар.

На полу многострадального тронного зала валялся длинный ковёр цвета запёкшейся крови. Проследив взглядом по этому ковру, напоминающему язык больного животного, экс-царь уткнулся взглядом в два трона — чёрный и красно-золотой.

На чёрном троне гордо сидела Персефона, а красно-золотой пока пустовал.

Конфигурация второго трона показалась Аиду знакомой, и он подошёл поближе. Ему не пришлось долго рыться в памяти, чтобы опознать в этом ужасе свой собственный бывший трон. Когда-то он тоже был чёрным, а теперь его зачем-то покрыли позолотой и утыкали крупными рубинами. Со всем остальным грязно-коричневым безобразием эта вырвиглазная роскошь не сочеталась.

Общее впечатление от тронного зала получилось довольно гнетущим.

Аиду не пришлось долго думать, что же конкретно его гнетёт.

«Неужели за тысячу лет в Элладе не умер ни один приличный архитектор?!» — подумал он. — «Зевс что, из вредности наделяет их бессмертием?»

3

Персефона

Персефона уселась на трон и осмотрела сонм ждущих суда теней. Блекло-серое море умерших заколыхалось, перемешиваясь: тени обычных смертных отступали назад, а герои, басилевсы или особо закоренелые грешники — те, чью участь по каким-то причинам не смогли определить Минос, Эак и Радамант и которых должны были судить Владыки — выступили вперёд.

На самом деле, далеко не все тени нуждались в индивидуальном суде. Героев, например, почти всегда отправляли в Элизиум — ну, если при жизни они не ухитрились нанести какое-нибудь страшное оскорбление всему Олимпу — и, казалось бы, что тут решать. Только эта братия в основной своей массе состояла из сыновей, внуков или правнуков олимпийских богов (добрая половина приходилась на Зевса), и требовала соответствующего отношения. Некоторые еще возмущались, что вместо подземного царя их судит царица — что ж, в таких случаях Персефона просто предлагала герою подождать, пока у Ареса не появится соответствующее настроение. А случалось оно примерно раз в десять лет, и все это время незадачливой тени приходилось торчать в тронном зале.

В последние пятьсот лет Арес почти не уделял внимания управлению Подземным царством. Пожалуй, тысячу лет назад, когда Неистовый только взял в жены Персефону и воцарился в Подземном мире, он пытался переделывать мир под себя, но довольно быстро остыл. Царица знала — Подземное царство оказалось слишком спокойным. Что это за царство, в котором нет войн, нет смертных, которых можно убивать сотнями просто потому, что хочется, и в которое никак не заманишь Афродиту? О нет, Арес быстро наигрался во Владыку Подземного мира и захотел большего. И сейчас он все реже спускался в своё, все меньше уделял внимание Персефоне — но она не расстраивалась.

Меньше всего ей хотелось, чтобы Арес вспомнил, что он царь — и, тем более, чтобы это вспомнили обитатели Подземного мира. Не для того она потратила столько времени, чтобы стать здесь своей. И настоящего царя искала вовсе не для того, чтобы подземные жители посмотрели-посмотрели на Ареса и решили: вот он, Владыка.

Вспомнив про Аида, Персефона вновь ощутила укол разочарования. Она не считала равноценным разменять сотню лет поисков на пару забавных баек. Но что поделать, если бывший царь оказался настолько упрям…

Впрочем, решила царица, не стоит зацикливаться на неудачах. Пожалуй, если оплакивать каждый свой неудавшийся план, можно рыдать сутки напролет. Сумасшедшие мойры здорово повеселились, когда определили её в жёны Подземному Владыке. Царица нисколько не жалела этих злобных старух — пожалуй, не прикончи их Аид, она сама взялась бы за меч. Им следовало сдохнуть хотя бы за то, что