Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне не подавали. Я была на диете. Но мне нужен был свидетель моего послушания и смирения. Забралась в постель прямо в ботинках, укрылась одеялом, и когда на мой стук соизволила отозваться одна горничных, запросила горячего молока для «лучшего сна».
— Принеси еще пару булочек, — сказала, не особенно надеясь на ее доброту.
Однако, булку мне и впрямь принесли. Наверное, мать решила, что моя фигура больше не ее забота. После ухода горничной умяла булку с парой листиков сыра, отсыпанных мне от кухонных щедрот и выпила молоко, а после стянула сорочку и знакомым путем выбралась в окно.
Какое первое правило адекватной вейры в неадекватных обстоятельствах? Нет, не сохранять спокойствие и ждать прекрасного дракона на другом белом драконе. Первое правило — изучить пути отхода из этих самых обстоятельств заранее. Дракон может и не прилететь. Ко мне за семнадцать лет жизни ничего не прилетало кроме затрещин и любящих отцовских апперкотов.
Первым делом, еще до изучения Вальтартовской истории, в первые месяцы пребывания в этом доме, я изучила распорядок дня всех членов семьи, слуг, драдеров и наиболее часто приходящих гостей. Карту местности, планировку усадьбы и дома. И завела полезные знакомства в непопулярных у местной знати кругах.
Неслышным шагом пробралась к конюшне. Было бы безумием топать из усадьбы пешком, она тянется на два километра, а мне еще до Маранского леса шагать.
— Избавились от нее, наконец-то, — весело проговорил конюх.
Я заглянула в светлый проем конюшни и снова спряталась в темной нише за дверью. Сердце, полное адреналина, громко бумкало в груди.
— Да, — отозвался помощник. — Хоть лошадки отдохнут. Замучила их, каждое утро, как по часам, выбирала себе самых красивых и гоняла по полям. А ведь у ней вес какой… Существенный!
В груди снова заворочалось безымянное скверное чувство, но я усилием воли усмирила его. Пусть себе болтают. Мое дело увести лошадку и успешно покинуть любящую семью, пока меня не отдали в пансион или не избили еще раз — за непослушание.
Конюх закрыл конюшню в половине одиннадцатого, а его помощник, почуяв свободу от надзора, тут же помчался выпить. Ну кто осмелится увести лошадь у гневливого барона?
— Давай, моя хорошая… — я погладила лошадь своей сестры.
Пера была самой спокойной и быстроногой лошадью в нашей конюшне, и Лале часто брала ту на вечерние прогулки. Даже если исчезновение Перы заметят, то шум поднимут не скоро.
Мягко проскочив через двор, я, не особенно скрываясь, вышла на окружную дорожку, огибающую сад. Искусство ходить неслышно было освоено мной еще в прошлой жизни, а знание традиционных укладов семьи Фьорре давало мне преимущество в несколько минут.
Но сказать, что я вскочила на Перу и понеслась с ветерком в сторону Маранского леса было бы преувеличением. Пришлось подвести лошадь к уложенному прутьями загону и, используя его как лесенку, кряхтя вскарабкаться наверх.
В сторону леса я неслась, намертво вцепившись в конскую гриву и заваливаясь набок. Предвидя неприятности, езду на неоседланной лошади я освоила еще год назад, но это мало помогало. Все равно было тяжело. До дома Калахне я добралась совершенно разбитой. Перевалившись через лошадиный круп, сползла на землю, пытаясь заставить дрожащие ноги двигаться в сторону спасения.
Две тяжелые жизни подряд сделали меня изворотливой, наблюдательной, недоверчивой, но вот с телом мне не повезло. Я уже пыталась взять свои проблемные размеры под контроль с помощью элементарной физкультуры, но провалилась. В прямом смысле. Упала в обмороке в яму, подготовленную для навоза. Лекарь потом объяснил, что ни диета, ни тренировки мне не помогут. Смиритесь, вейра, сказал он, и я смирилась.
В прошлой жизни, даже на фоне глянцевых красавиц, я была очень недурна, да и спортом не брезговала. При моих родителях было невозможно оставаться неспортивной. Но в этой… Лишний вес, больная спина, слабость от каждого лишнего шага, поднять столовый нож было подвигом.
Видели бы вы столовые драконьи ножи. Когда я первый раз увидела кухарку с мачете в руках, задорно рубящей капусту, сразу приобрела невиданную вежливость в общении с прислугой. И весили ножи многовато. Я поднимала.
— Пусти, Калахне, — тихонько подергала за ручку.
Перу я привязала к ограде, а после, по вбитой на подкорку привычке, обошла дом, настороженно вглядываясь в темноту, и только потом постучала в дверь.
Калахне открыла дверь и буквально силой втащила меня внутрь.
— Зачем пришла? Все Сопределье гудит, как улей, что герцог оставил тебя у алтаря, а тетка ославила Пустой!
Калахне мне не то, чтобы нравилась, но у нас было много общего. Тяжелая жизнь, жестокая семья, отсутствие магии. Я и не ожидала, что она встретит меня с распростертыми объятиями.
— Калахне, миленькая, укрой меня, а взамен... Смотри!
Качнула у нее перед носом плоским бархатным мешочком, который фонил сладким запахом драконьей травы. Калахне сразу заводила носом. У драконов пунктик на сладкое и пунктик на редкое.
— Твое, если поможешь.
Калахне не колебалась ни секунды.
— Что хочешь?
Она усадила меня за крепкий дубовый стол, покрытый изрезанной клеенкой, на котором большую половину занимали неясного назначения разномастные склянки с кристалликами силы, травяными зельями и даже газами. Один из них покачивался голубоватым дымом, пойманный в стеклянный шар, опасный, отбивающий драконий нюх, сбивающий заклинание поиска. Шалфар. По мне чистый шалфей, я помнила его горьковато-пряный запах, пробивающийся даже через пробку.
Иногда Калахне предлагала мне чай, угощала нехитрым глазурный печеньем, зная, как меня ограничивают дома, рассказывала вещи, которые мне в силу иномирности даже в голову не приходили. Например, почему я такая… крупная, хотя ем меньше птички. Или почему я Пустая, хотя считается, что магии во мне под завязку? Откуда приступы боли и слабости, выключающие меня на недели, а то и месяцы, хотя я не перенапрягаюсь и даже не работаю толком.
— Магия нас уродует, мы словно дрожжевой хлеб, пухнем от нее, болеем, нам не вес надо сбросить, а силу. Выпустить ее, дать волю. Жар, слабость, боль — это только симптомы нашей болезни, — объясняла Калахне.
Но я не чувствовала, что пухну от силы, если уж на то пошло. Я лишь чувствовала, что меня корежит, скручивает, словно сквош в руках капризного ребенка.
— Убежище на полгода и информацию.
— Умная… Ненавижу умных девиц, вроде Глок или
