Элиас предложил своей жене Линде обратиться за консультацией к эксперту. Они никак не могли сойтись во мнении по поводу определения измен. Завсегдатай стрип-клубов, Элиас говорит в свою защиту: «Я смотрю, говорю, плачу, но никого не трогаю. Где измена?» В своих глазах он безгранично верен жене. Линда считает иначе и отправляет его спать на диван.

Эшли только что узнала, что ее девушка Лиса время от времени занимается сексом со своим бывшим парнем Томом. «Она говорит, что это не считается за измену, потому что он парень! Но, по-моему, это лишь усугубляет ситуацию. Она не только скрывает от меня свой роман, но и получает от него то, что я не могу ей дать. Может, со мной она просто экспериментирует?»

Шэннон почувствовала себя преданной, когда ее парень Корбен купил упаковку презервативов, хотя они ими не пользуются, потому что пытаются завести ребенка. Корбен возражает: «Я ничего не сделал! Я просто допустил такую мысль! Ты хочешь залезть не только ко мне в телефон, но и в голову?» – «Ты купил презервативы! Это не просто мысль!» – восклицает Шэннон. Да, это не просто мысль, но измена ли?

А что насчет порно? Хотя большинство людей согласятся, что старый номер «Плейбоя» под матрасом предательством не назовешь, границы размываются, когда от печатного порно мы переходим к экранному. Многие мужчины считают, что просмотр порнофильмов попадает в ту же категорию, что и мастурбация; некоторые даже гордо заявляют, что порно предохраняет их от измен. Женщины редко с ними соглашаются. Однако Вайолет всегда считала, что довольно прогрессивно относится к порно. Войдя в кабинет к Джареду и увидев у него на экране стонущую блондинку, она просто закатила глаза и пошутила, что ему пора найти себе новое хобби. Но когда женщина с экрана сказала: «Ну что, Джаред? Ты кончил?» – Вайолет поняла, что это был не порнофильм, а видеозвонок по Скайпу. «Хуже всего, что он пытался убедить меня, что это не измена, – говорит она. – Он называет это кастомизированной порнографией».

В нашу цифровую эпоху возможностей для флирта бесконечное множество. Сегодня 68 процентов американцев имеют смартфон, а это означает, как выразился комик Азиз Ансари, что «вы носите в кармане круглосуточный бар для одиноких». И не только для одиноких. Свои сайты есть и у женатых – например, печально знаменитый AshleyMadison.com. Интернет – великий демократизатор. Он дает равный доступ ко всем нашим запретным желаниям.

Вам больше не нужно выходить из дома, чтобы изменять супругу. Можно крутить роман, лежа в кровати рядом с партнером. Мой пациент Иоахим обнимал своего мужа Дина, когда заметил, что тот пишет другому парню на сайте Manhunt. Однажды вечером Кит сидел на диване рядом со своей девушкой Джоди и смотрел телевизор, как вдруг заметил, что она делает знакомые смахивающие движения, держа в руках айфон. «Джоди говорит, что ей просто любопытно, это для нее как игра и она никогда не развивает отношения, – рассказывает он мне. – Но мы оба согласились удалить Tinder, когда официально стали парой!»

Интернет сделал секс «доступным, дешевым и анонимным», как заметил покойный исследователь Эл Купер. Все это применимо и к неверности. Я бы даже добавила еще одно слово: неопределенным. Когда на место поцелуев пришел обмен эротическими фотографиями; когда час в номере мотеля превратился в ночной разговор в Snapchat; когда тайный обед оказался заменен поддельным аккаунтом на Фейсбуке, как нам понять, что считать изменой? В результате количество тайных действий зашкаливает, в связи с чем нам необходимо переосмыслить свое понимание неверности в цифровую эпоху.

Кто проводит черту?

Определение измены кажется одновременно простым и сложным. Сегодня в Западном мире этика отношений больше не диктуется религиозными организациями. Определение неверности теперь дает не папа римский, а народ. Это предполагает больше свободы, а также больше неопределенности. Парам приходится устанавливать собственные границы.

Когда кто-то признается: «У меня был роман», – не возникает никаких споров о толковании. Когда вы застаете своего партнера в постели с другим или другой, находите компрометирующие письма или узнаете о многолетней параллельной жизни, все тоже довольно очевидно. Но когда один партнер решает, что поведение второго можно считать предательством, а тот отвечает: «Ты все не так понял», «Это ничего не значило» или «Это не измена», – мы оказываемся на туманной территории. Обычно границы устанавливает и описывает тот, кто чувствует себя преданным. Дает ли эта боль право определять, что есть неверность?

Очевидно, что все характеристики современной неверности подразумевают нарушение соглашения между двумя индивидами. Это уже не грех перед лицом Бога, не подрыв семейных уз, не загрязнение родословной и не рассеивание ресурсов и наследства. Сегодня в сердце предательства лежит нарушение доверия: мы ожидаем, что наш партнер будет вести себя в соответствии с нашим общим набором представлений, и сами отталкиваемся именно от этого. Предательством можно счесть не только конкретное сексуальное или эмоциональное поведение; скорее, это сам факт, что поведение нарушает договоренности пары. Звучит логично. Однако проблема в том, что большинство из нас не оговаривают эти соглашения заранее. Пожалуй, их вообще с натяжкой можно назвать «соглашениями».

Некоторые пары сразу определяют свои обязательства, но большинство предпочитают идти по пути проб и ошибок. Отношения представляют собой лоскутное одеяло негласных правил и ролей, которые мы начинаем примерять на первом свидании. Мы намечаем черновые границы, решаем, что позволено, а что нет. Где я, где ты, где мы. Можем ли мы развлекаться поодиночке или должны все делать вместе? Объединяем ли мы финансы? Ожидается ли, что мы будем посещать все семейные мероприятия?

Мы оцениваем наши дружеские связи и решаем, насколько они важны теперь, когда мы нашли друг друга. Мы сортируем бывших любовников – говорим ли мы о них? храним ли их фотографии в своих телефонах? оставляем ли в друзьях на Фейсбуке? Когда речь заходит об этих внешних приложениях, мы понимаем, сколько сходит нам с рук, посмотрев на ситуацию глазами партнера. «Ты не говорил мне, что до сих пор общаешься с той девушкой из колледжа!» – «Мы переспали уже десять раз, а ты до сих пор не удалил свой аккаунт в Hinge». – «Я понимаю, что он твой лучший друг и вы знакомы с детского сада, но неужели ему и правда нужно все о нас рассказывать?»

Так мы определяем границы и заключаем подразумеваемое соглашение. Чаще всего версии каждого из партнеров будут существенным образом различаться.

Гей-пары порой становятся исключением из правил. Они долгое время жили за пределами социальных норм и доблестно боролись за сексуальное самоопределение, а потому прекрасно понимают, какова цена сексуальных ограничений, и не стремятся загонять себя в рамки. Они гораздо чаще открыто обсуждают переход к моногамии, а не совершают его молча. Подобным образом немногие гетеросексуальные пары экспериментируют с различными формами согласованной немоногамии, где границы гораздо более проницаемы, но при этом четче определены. Это не означает, что такие пары не подвержены боли предательства, но они с гораздо большей вероятностью сходятся во мнении относительно его определения.