Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Быстренько разогрев себе перекус в виде порезанной фигни из холодильника, залитой на сковородке яйцами, я шлепнулся спать.
Детектив из меня не очень. Во-первых, как утверждают стереотипы, детектив должен быть бывшим полицейским, эдаким профессионалом, оказавшимся не у дел, но сохранившим принципы и хватку. Бедным, почти нищим, но очень принципиальным. Мужественным, но глубоко внутри очень ранимым. Одиноким, конечно же, но не ходящим по борделям из-за бедности и принципиальности.
Увы, это все не ко мне.
— Конрад, мы хотим извиниться! — хоровой и выверенно робкий писк под дверью отвлек меня от высоких раздумий.
— Если бы хотели, мне бы не пришлось самому себе жарить яичницу! — сурово, но очень справедливо высказался я, — Бездельницы!
Так и живем.
— Мы не умеем готовить! — возрыдали под дверью суровую правду нашего общежития.
— Так идите и учитесь! — направил я заблудших туда, где им самое место после всех этих авантюр с газировкой.
— У нас денег на продукты нет! — пискнула самая мелкая из негодяек. Да еще и обиженно так.
Сучка.
— Так идите и заработайте! — послал во второй раз нахалок.
— Ты меня из дому не выпускаешь, — злобно пробурчала Алиса, — Тиран!
— У тебя деньги есть, — резонно заявил я, — Ты сиди. Пусть мелкая чешет. Говорят, что труд облагораживает. Ей это нужно.
— Гад! — пищит госпожа Скорчвуд и, судя по всему, стремительно удаляется.
— Злодей. Диктатор, — мрачно роняет Алиса и тоже утопывает в даль.
Вот прямо так её и держу в подвале, чтобы работала на благо нашего города, ага. Сама не вылезает, задротка. Хлебом не корми, дай с гоблинами в игрушку порубиться. Обожрется кофе и всю ночь их метелит в какую-нибудь стрелялку, а мне на следующий день Старри звонит и орёт, что у них весь департамент квелый.
Звонок на домашний телефон добил остатки желания сидеть и плевать в потолок. Женщины — они как дети. Ты с них пылинки сдуваешь, не бьешь, не сажаешь в тюрьму, не требуешь долга, а только проводишь легкие воспитательные меры. Они же потом на тебя обижаются, мол, черствый ты и вообще гад. Я поражаюсь разумным, которые заводят дома женщину, выдавая ей еще и права на половину имущества и заработка!
— Алло? — вежливо сообщил я в телефонную трубку.
— Арвистер! — тут же крякнуло оттуда сварливым голосом старого орка, — Ты занят⁈
— Да, как и всегда, — хмыкнул я.
— Слышь, сходи и проверь Гарру, а? Он с утра на звонки не отвечает, — тут же обнаглел орк.
— Это твоя собака, Зого. Ты ей год занимался.
— Засунь свои расистские выпады себе куда поглубже, упырь! Сходи проверь! Это же ваше прикрытие!
— Говно это наше прикрытие. И ты это знаешь.
— Конрад!
Досадливо цыкнув зубом, я бросил трубку. Джарред Гарру, волчер, пропихнутый моим бывшим напарником в Управление, был… ну… волчером. Неумным, несообразительным, недисциплинированным куском волчьего меха, в который были завернут тестостерон и самомнение. Мы договорились с Эльмдингером, что старый орк за полгода сделает из этой прямоходящей собаки нечто путное, но наш пенсионер явно отработал спустя рукава.
Хотя, что я могу знать? Я Джарреда уже месяца четыре не видел. Может быть, его там напарник убил?
Пройти нашу Малиновую, не улицу, а просто тупик какой-то, труда не составило. Наблюдатели сидели в доме напротив моего и считались, в принципе, группой скорого реагирования, хотя на самом деле давно уже работали сигнальными смертниками. В смысле, они должны подрываться, когда у меня сработает сигналка, а я им сюда забабахал свою, чтобы подрываться, когда группу в очередной раз убьют. Ну а что? Одну уже убили. Морда Гарру, когда он услышал это мое объяснение, была неповторима.
Впрочем, морда напарника волчера, полугнома средних лет, небритого и злого, сейчас тоже была хоть на конкурс вывешивай. И было от чего. В доме, где должны тихо и скромно сидеть два вооруженных и опасных представителя Управы, сейчас вовсю пасло кровью рэтчеда и бухлом.
— Вы тут совсем берега попутали, гаврики? — с ходу наехал я на полугнома, несмотря на то что тот был трезвым и недобрым.
— Арвистер… и без тебя тошно, — фыркнул, убираясь с прохода, оперативник, — Эта тварь с утра лакает как не в себя. Из последних сил держусь.
Гарру валялся на диване в полностью невменяемом состоянии. Пасть волкочеловека была безвольно раскрыта, длинный розовый язык свешивался из неё, с него капала слюна, уже набравшаяся на целую лужицу на полу. Зрелище было отвратительным.
У всех трех рас-регенераторов сложности с употреблением алкоголя. Мы, вампиры, просто замедляем свои регенеративные процессы, а затем, нажравшись, отпускаем контроль, восстанавливаясь так, что даже не болеем. Тролли делают проще — они не пьют, слишком дорого выходит на их массу. Остаются волчеры, но тут их спасает некоторая фишка их деградировавшего волколачьего организма — он не переносит «неправильной» крови. К таковым относится то, что течет в моих жилах и то, что заменяет кровь рэтчедам, людям-крысам. Только если кровь вампира наглухо травит волчера, то вот зловонная крысья жижа просто вырубает им регенерацию.
И дает возможность нажраться. В данном случае — в полный антропоморфизм. Ваще в сопли!
— Рассказывай, — говорю я полугному, — Он наверняка бухал не молча.
— Ничего я тебе рассказывать не буду! — бычится гордый представитель одной из самых вредных пород в городе, — Я доклад писать буду! Вали уже, вампир!
Действительно, на удобном кофейном столике разложены листы бумаги и писчие принадлежности. Пока еще не бывшие в работе.
— Слышь, парень, — скучающим тоном говорю я, — У вас залет с самого утра, а ты доклад не писал. Не хочешь вкладывать напарника, понимаю. Знаю, что это западло. Но при этом, ну, между делом, вы нас вложили на целый день. На голубом глазу. Так что давай так — опиши мне ситуацию, а я попробую её решить. Не выйдет, так помогу тебе закопать эту бухую собаку так, что тебе никто слова дурного в Управлении не скажет.
Недолго мучилась