— Ослаблю? — Еще один танец кадыка.

— Да. — Арчи переждал еще пару секунд… и сказал: — Все в комнате брата Юджина собрано на винтах. Стулья, парты, доски. Ты возьмешь свою маленькую отвертку — а может, лучше принести несколько разных, побольше и поменьше, на всякий случай, — и примешься за дело. Не вынимай винты. Просто открути их так, чтобы они были готовы выпасть, держались на ниточке…

Кто-то из ребят тихонько взвыл от восторга — наверное, Оби, уже представивший себе эту картину, увидевший дом, который строил Арчи, дом, которого не существовало, пока он не соорудил его в их умах. Потом засмеялись и другие: они тоже наконец поняли, в чем смысл нового задания.

Некоторое время Арчи нежился в их восторженном смехе, сознавая, что он снова попал в десятку. Они ведь только и ждут, чтобы он поскользнулся и шлепнулся лицом в грязь, но он снова сыграл блестяще и победил.

— Ой, — сказал Стручок, — но это же так быстро не успеешь. Там столько парт и стульев…

— У тебя будет вся ночь. Мы позаботимся, чтобы тебе никто не помешал.

— Ой. — Теперь кадык дергался, точно в судорогах.

— В четверг, — жестко отрубил Арчи, ставя последнюю, окончательную точку.

Стручок кивнул, принимая задание как роковой приговор. Точно так же поступали и все остальные, зная, что выхода нет, что им не положено ни отсрочек, ни апелляций. Закон Стражей неумолим — это было известно любому ученику Тринити.

— Ух, — прошептал кто-то.

Картер вновь щелкнул пальцами, и напряжение в комнате быстро достигло прежнего уровня. Но теперь оно было другого рода: в нем сквозила угроза. Направленная на Арчи. Он внутренне подобрался.

Сунув руку под списанный учительский стол, за которым он сидел в качестве председателя, Картер вытащил небольшой черный ящичек. Он потряс его, и раздался стук спрятанных внутри шариков. Затем вперед шагнул Оби, держа в руке ключ. Уж не улыбка ли маячила на его лице? Арчи не мог разобрать наверняка. Интересно, подумал он, Оби и вправду меня ненавидит? А может быть, и все остальные тоже? Но какая, собственно, разница? Никакой, пока Арчи остается у власти. Он победит всех и вся, даже этот черный ящик.

Картер взял у Оби ключ и поднял его вверх.

— Готов? — спросил он у Арчи.

— Готов, — ответил Арчи, следя за тем, чтобы лицо его оставалось бесстрастным, непроницаемым, как всегда, хотя он и почувствовал, как холодная капелька пота проскользнула у него из-под мышки к ребру. Черный ящик был его Немезидой. В нем лежали шесть стеклянных шариков — пять белого цвета и один черного. Это была остроумная идея, пришедшая в голову кому-то задолго до появления Арчи. Этот кто-то был достаточно умным — или достаточно циничным — для того, чтобы сообразить, что назначающий, полностью свободный от всякого контроля, может зарваться. Черный ящичек и стал орудием такого контроля. Его подносили Арчи всякий раз после того, как он оглашал очередное задание. Если Арчи вынимал белый шарик, все оставалось без изменений. Но если бы ему попался черный, он должен был бы сам выполнить то задание, которое только что поручил другому.

Арчи побеждал черный ящик на протяжении трех лет — сможет ли он сделать это снова? Или удача наконец ему изменит? Возьмет ли свое закон больших чисел? Когда он протянул руку к ящичку, по ней пробежала дрожь. Он надеялся, что никто этого не заметил. Сунув руку внутрь, он схватил шарик, сжал его в кулаке. Потом вынул руку, вытянул ее перед собой — уже спокойный, без всякой дрожи, без колебаний. И раскрыл ладонь. Шарик был белый.

Уголок рта у Арчи дрогнул, когда напряжение его отпустило. Он снова их обставил. Снова победил. Я — Арчи. Я не могу проиграть.

Картер щелкнул пальцами, распуская собрание.

Внезапно Арчи почувствовал себя опустошенным, вымотанным, ненужным. Он поглядел на мальчишку, Стручка, — тот стоял ошеломленный, казалось, что он вот-вот заплачет. Арчи чуть было его не пожалел.

Чуть было.

Брат Леон готовился устроить очередное представление. Джерри знал говорящие об этом приметы — их знали все ребята. Большинство из них попали в Тринити недавно и ходили к Леону на уроки всего месяц или около того, но уже успели изучить его повадки. Сначала Леон велел им читать какую-нибудь главу из учебника. Затем принимался расхаживать туда-сюда, беспокойно вздыхая, курсируя между рядами, сжимая в руке указку, которой он пользовался или как дирижерской палочкой, или как мушкетерской шпагой. Он подталкивал ее кончиком книгу на парте, или поддевал чей-нибудь галстук, или легонько проводил по чьей-нибудь спине — словом, все время тыкал ею в разные места, точно собирая разбросанный по комнате мусор. Однажды указка на мгновение легла Джерри на макушку, потом отправилась дальше. Джерри невольно содрогнулся, будто только что избежал какой-то страшной участи.

Теперь, чувствуя, как Леон без остановки рыщет по классу, Джерри уперся взглядом в страницу, хотя читать ему не хотелось. Еще два урока, а потом — физкультура. До сих пор тренер изнурял их гимнастикой, но сегодня обещал наконец допустить к мячу.

— Ну все, завязали.

Это тоже была манера брата Леона — почаще шокировать. Употреблять словечки вроде «завязали», «отстой», а время от времени не брезговать и откровенной руганью. И он действительно добивался своего. Возможно, эти слова так ошеломляли, потому что срывались с уст бледного и безобидного на вид человека. Конечно, очень скоро вы понимали, что он отнюдь не безобиден. Сейчас, когда эхо от его «завязали» еще не замерло, все взгляды устремились на Леона. Осталось десять минут — за это время он вполне успеет потешиться, разыграть один из своих спектаклей. Класс смотрел на него, скованный леденящим предвкушением.

Глаза учителя медленно скользнули по рядам, словно луч маяка, проверяющий знакомый берег на предмет скрытых неполадок. Джерри было одновременно и боязно и любопытно.

— Бейли, — сказал Леон.

— Да, брат Леон.

Рано или поздно Леон должен был выбрать Бейли — заморыша в очках, отличника, но робкого, замкнутого, с красными от постоянного чтения глазами.

— Сюда, — сказал Леон, поманив пальцем.

Бейли тихо вышел к доске. Джерри видел, как на виске у него бьется жилка.

— Как вам известно, джентльмены, — начал брат Леон, обращаясь прямиком к классу и полностью игнорируя Бейли, хотя тот стоял бок о бок с ним, — как вам известно, в школе необходимо соблюдать известного рода дисциплину. Между учителями и учениками должна существовать грань. Конечно, каждый из нас, учителей, рад был бы снова почувствовать себя одним из мальчишек. Но грань, о которой я говорю, переступать нельзя. Она невидима — и тем не менее. — Его влажные глаза блеснули. — В конце концов, ветра ведь тоже не видно, зато мы его чувствуем. Мы видим результат его работы, наблюдаем, как гнутся ветви, шелестят листья…

Говоря, он жестикулировал: рука его изобразила ветер, зажатая в ней указка двинулась по ветру и вдруг, без всякого предупреждения, больно ударила Бейли по щеке. Бейли отскочил в ужасе и изумлении.