Шрифт:
Интервал:
Закладка:
–Насколько вы готовы нам помочь, Анна?– спросил Влад.– Не думаю, что ваше руководство дало добро на безграничное содействие нам.
–Есть приказ довести до Лиепаи группу военнослужащих Красной армии. Зачем вам туда – не наше дело. Мы должны обеспечить вашу безопасность в пути. Дальше будете действовать самостоятельно. Возможно, в Лиепае вам удастся связаться со своим подпольем. Мы не знаем имен и адресов. На случай, если столкнетесь с трудностями…– Анна поколебалась, переглянулась с мужчиной в годах по имени Кристап. Тот задумался, но все же кивнул.– Запомните адрес в Лиепае. Улица Лицене, четырнадцать. Там наши люди – они подчиняются ЛЦС. Условная фраза: «Вы заказывали доставку дров из Павилосты?» Отзыв: «Нет, спасибо, мы уже договорились с другими поставщиками». Запомните имена: Рамона Вентьяре, Андерс Смилга, Ивар Зиндерс. Не думаю, что они окажут вам всю необходимую помощь, но попробуйте договориться. Сошлитесь на меня. Наше руководство не возражало против того, чтобы свести вас с этими людьми. Они не провокаторы и не тайные осведомители гестапо. Надеюсь, у вас хватит порядочности не подставлять наших людей под удар.
–Разумеется, Анна, будем действовать деликатно.
–Хорошо,– вздохнула женщина.– В таком случае предлагаю не терять время, отпущенное на сон. Через шесть часов выступаем. Кристап, реши вопрос с дежурными, пусть караулят по часу.
Он долго не мог уснуть – ворочался, смотрел в иссиня-черное небо. Приближалось лето – прохлада не беспокоила, стих ветер, на небе ни облачка, только мириады подмигивающих звезд. А еще луна, которую закрыли кроны сосен, но свет ее – тускло-серебристый – расползался по земле.
Под боком посапывал Пушкарь, вертелся и кряхтел старший лейтенант Балабанов. Садовский помалкивал, то ли спал, то ли притворялся, что дрыхнет.
–Командир, мы настолько беспечны, что уснем?– прошептал на ухо Дымову Глазнев после того, как все партизаны расползлись по лежанкам.– Где наша хваленая бдительность? Эти люди очень подозрительны. Допускаю, что временно нам по пути, но это же враги, понимаешь? Что у них на уме? Они же генетически ненавидят коммунистов и Советский Союз.
Дымов так не думал, но определенный риск в сотрудничестве с отрядом Анны признавал.
–Тогда сиди и отстреливайся,– отрезал он.– Делай вид, что твой организм не нуждается в сне. Толкнешь меня через пару часов, а я потом этих толкну…
Он засыпал, но тут же просыпался. В голову лезла всякая всячина. Предместье большого алтайского города, где он родился и в семилетнем возрасте стал свидетелем того, как рухнул старый мир. Вихри враждебные веяли в буквально смысле – в память врезался безумный ураган, разметавший повозки беженцев, покидающих пылающий город. Потом повсюду хлопали выстрелы, кричали люди. Женщина с растрепанными волосами волокла его по буеракам, потом он сам бежал, крича от страха. Ясно помнился взрыв и как он остался один. Кто была эта женщина? Мама, родственница, просто незнакомая сердобольная тетечка? Его нашли в траве люди с винтовками и красными повязками на рукавах и отвезли в ближайший приют. Психика восстановилась, но все события до этого дня стерлись из памяти начисто. Георгий Дымов, как выяснилось позднее, был директором гимназии – не «белая кровь», не презренный буржуй. Но и не сказать что классово близкий товарищ. Следы его затерялись – видимо, похоронили в братской могиле, не особо интересуясь личностью. Жена его скончалась от чахотки еще в 16-м году – значит, растрепанная женщина была не мамой. Вырос не тот человек, что мог бы вырасти. Детский дом, потом приемная семья на Тамбовщине, семеро по лавкам. Налет кулацкой банды отпечатался в голове с потрясающей четкостью. Ржущие кони, матюги из всех орущих ртов, горящие избы. Выжили в селе, решившем поддержать советскую власть, немногие, погибли приемные родители… Оттого и пошел после срочной службы в милицию – давить уголовную нечисть. Потом ОГПУ, НКВД, специальная школа упомянутого ведомства. В стране творилось черт-те что, все проблемы списывали на врагов народа, которые чересчур активизировались. Голова отказывалась понимать – откуда столько врагов? Многих из них он прекрасно знал – они никогда не посещали тайные антисоветские кружки – однако сухие строчки уголовных дел утверждали обратное. Дымов участвовал во всем этом, старался не задумываться о происходящем, дослужился до старшего оперуполномоченного, готовился возглавить отдел. Товарищ шепнул: на днях за тобой придут – накапала на тебя одна гнида. Отказывался верить. Возможно, напрасно. Но судьба вывела из-под удара – причем оригинальным способом. В транспортном происшествии на мосту пострадали несколько машин. У полуторки, несшейся с бешеной скоростью, отказали тормоза. Она снесла несколько транспортных средств, проломила ограждение. Взорвался бензовоз, оказавшийся там же. Погибли сослуживцы, ехавшие с Дымовым в одной машине. Когда его тело, прибившееся к опоре моста, извлекли из воды, он был почти труп. Но кто-то сжалился: вместо морга отправили в больницу. Куча переломов, сотрясение мозга, рваные раны по всему телу… Первый месяц он почти не приходил в сознание. Уголовное дело против Дымова решили не заводить – к чему такие сложности? Хватает и здоровых ни в чем не повинных людей…
Восстанавливался долго, мучительно. Врачи говорили: со службой придется завязывать. Только в 40-м году, когда схлынул вал репрессий, вернулся на старое место работы. Карьера полетела в тартарары, личная жизнь не складывалась. Работу подсовывали в основном бумажную. Через год здоровье восстановилось, организм оказался крепким, справился.
Началась война… И снова все пошло кувырком! Управление рабоче-крестьянской милиции под Брянском, где Дымов замещал начальника, в полном составе (кто выжил) перебралось в леса, примкнуло к партизанам. Были котлы, прорывы из окружения, триумфальный выход к своим. Служба в военной контрразведке, тогда еще входящей в НКВД. Позже особые отделы вывели из подчинения Берии и передали их в состав наркомата обороны, дав грозное название СМЕРШ. Оно наводило ужас на чужих и на своих. Потом был Ленинградский фронт, освобождение Белоруссии, Прибалтики…
Операция по освобождению Латвии началась 14 сентября 44-го года. Сопротивление было упорным, немцы выстроили в балтийской республике глубоко эшелонированную линию обороны. В течение месяца войска 1-го Прибалтийского фронта прогрызали оборону и теснили 16-ю и 18-ю армии вермахта – прекрасно вооруженные и подготовленные. 20 сентября в бой вступила 3-я танковая армия генерал-полковника Эрхарда Рауса, но это уже не могло повлиять на положение дел. К 13 октября войска прорвали последние рубежи обороны перед Ригой и через день взяли город, а затем приступили к преследованию противника в Курляндии. Крупная немецкая группировка была блокирована на Курляндском полуострове – в западной части Латвии. Немцы оттянули туда основные боеспособные части. Без сна работали авиация и подводные лодки Балтийского флота, затрудняя снабжение противника продовольствием и боеприпасами через Рижский залив. Образовался Курляндский котел, выход из которого был только по морю – через порты Лиепаи и Вентспилса…
И вот тут произошло необъяснимое. С ходу прорвать оборону не удалось, части Красной армии отошли на исходные позиции. На полуострове скопилась мощная 200-тысячная группировка – остатки 3-й танковой армии, 16-я и 18-я армии группы «Север», латышские легионеры СС. Тем не менее Красная армия имела превосходство в людях и технике. Удары наносились ожесточенные – в направлении Лиепаи, вдоль побережья Рижского залива, на всех участках 200-километрового фронта. Немцы держали оборону, отбивали атаки. Силы группировки подпитывались поставками по Балтийскому морю – тогда еще положение Германии было не настолько критичным. Советское командование упорствовало, методично пыталось взломать оборону. На всем участке фронта от Лиепаи до Тукумса шли тяжелые бои. Пленные рассказывали, что руководство вермахта настроено решительно, солдаты мотивированы, ожидается прибытие крупного десанта – чтобы погнать Красную армию обратно в Ригу и далее. Военные верят в «вундерваффе»– чудо-оружие фюрера, которое вот-вот появится и переломит ход войны. В соседней Литве войска давно вышли к побережью Балтики, а Курляндский котел все держался. С осени по май 45-го советские войска шесть раз предпринимали полномасштабные попытки покончить с окруженной немецкой группировкой и всякие раз терпели неудачу. Армия несла серьезные потери. Отдельные населенные пункты по нескольку раз переходили из рук в руки. Удалось продвинуться лишь на несколько километров. Площадь котла составляла 15 тысяч квадратных километров, внутри – множество населенных пунктов, глухие леса. Протяженная береговая линия включала территорию нескольких портов. Вражеской группировкой командовал генерал Карл Гильперт – мастер тактического дела. Он умело выстроил оборону, манипулировал резервами, освободил акваторию портов от советских кораблей и субмарин. К маю 45-го года группировка в котле понесла потери, но еще представляла серьезную силу. Латышским легионерам и 6-му армейскому корпусуСС отступать было некуда – и это усиливало их решимость сопротивляться. Ситуация сложилась абсурдная. Поставки осажденным с «большой земли» давно прекратились. Такое ощущение, что они не знали, что происходит в мире. Пала Европа, пала Германия, советские части взяли рейхстаг, подбирались к канцелярии Гитлера. Да и сам фюрер, согласно поступившей информации, приказал долго жить! Сопротивление не имело смысла, только плодило жертвы. Но Курляндия держалась и сдаваться не хотела. Это была последняя столь масштабная группировка немецких войск на европейском театре военных действий. «Не повезло нам,– шутили бойцы и командиры,– везде войне конец, а у нас только начало». Подходили подкрепления, формировался ударный кулак, решительное наступление могло начаться со дня на день…