Счастье переполняло ее, и она, оставаясь по-прежнему беспомощной, тихо смеялась, радуясь всему, что ее окружало. Габриель обещал прийти к ней сегодня ночью. И более того, он обещал, что будет приходить всегда, что никогда не оставит ее.

Сара читала малышам волшебные сказки. «Возможно, не так уж плохо, если моя жизнь пройдет здесь», — думала она, переворачивая страницы. Она может стать монахиней или учительницей, да, она может учить детей.

Сделав паузу, Сара глянула поверх книжки на лица детей, сидевших на траве возле ее ног. Какие нежные личики, невинные и доверчивые, дети, мечтающие любить и быть любимыми.

Шестилетняя Элизабет улыбнулась ей, в глазах девочки светилось ожидание, ей не терпелось узнать конец истории.

«Я могла бы быть счастлива здесь, — думала Сара. — Даже если не будет своих детей, вокруг столько малышей, и каждый нуждается в любви». А кто может понять их лучше, любить их сильней, как не она, Сара!

Она начала читать другую сказку, но тут сестра Мария-Жозефа позвала детей. Наступило время дневного сна.

Оставшись одна, Сара залюбовалась полевыми цветами, ковром покрывавшими землю у стен. Лучи солнца проникали в ее сердце, согревая его; она знала, что непременно встретится сегодня с Габриелем. Жизнь казалась ей прекрасной, полной приятных обещаний.

Мысли о Габриеле не давали ей покоя, а с ним все казалось возможным.

— Приди ко мне, любимый, — прошептала она. — Приди ко мне!

На грани пробуждения он услышал ее голос.

Габриель сел, гадая, было это во сне или наяву, и тогда вновь услышал:

«Приди ко мне, любимый. Приди ко мне!» — это прозвучало ясно, как если бы она стояла рядом.

Любимый…

Он закрыл глаза, купаясь в звуках этого слова. Любимый. Если бы это было так.

Габриель поспешно оделся, желая вновь поскорее увидеть, как она улыбается, услышать, как она произносит его имя, будто ласкает его.

Он помчался через ночь со сверхъестественной скоростью туда, где она ждала его.

Сара в рубашке с длинными рукавами сидела в постели — ангел с гибкой нежной шейкой и золотыми волосами, волнами рассыпанными по плечам.

Сердце его забилось быстрей, когда он встретил ее взгляд и увидел, как блестят ее глаза от радости встречи с ним.

Ах, Сара, подумал Габриель, если бы ты только знала, кто перед тобой, ты бы так не радовалась!

Улыбка ее сияла ярче, чем полуденное солнце.

— Итак, — спокойно сказал он, — расскажи мне, что ты делала днем.

Польщенная проявленным интересом, она стала рассказывать, как читала детям сказки, как представляла себя монахиней, помогающей учить детей.

Монахиня! Это слово как громом поразило его. Монахиня! Какой это было потерей. Ее хрупкая изящная красота в мрачном монашеском одеянии, скрыты роскошные золотистые пряди волос, и сама она будто похоронена в этих стенах. Да, конечно, одинокие детишки станут любить ее, но у нее никогда не будет мужа и собственных детей.

Монахиня. Габриель был сокрушен этим словом, подавлен ее идеей. Но тут в нем заговорила ревность, сжавшая сердце. Пусть лучше будет монахиней в этом приюте, чем женой какого-нибудь другого мужчины, смертного.

Прав он или нет, но Габриель знал, что уничтожит любого, кто попробует сблизиться с ней.

— Габриель? — Сара смотрела на него, покачивая головкой, ее глаза были полны участия. — С тобой все в порядке?

— Разумеется.

— Ты слышал, что я сказала?

— Да. — Он присел на табурет перед ее постелью, — Думаю, ты будешь превосходной монахиней, дорогая, раз так желаешь этого.

— Я хочу совсем не этого. — Сара опустила глаза. — На самом деле я хочу того же, что и любая девочка, — виновато проговорила она. — Мужа. Собственный дом. Детей.

Он слабо усмехнулся, не выражая ни согласия, ни одобрения, и она настойчиво взглянула на него, сверкая глазами от возбуждения.

— Я очень хочу всего этого, — сказала она. — Но больше всего на свете я хочу танцевать! О, Габриель, если бы я только могла танцевать!

— Боюсь, я не смогу превратить тебя в балерину, — ответил он с сожалением. — Но ты можешь танцевать со мной, если пожелаешь.

— С тобой? Но как?

— Вот так.

Безо всяких усилий Габриель поднял девушку с постели и поставил перед собой, держа так, что ее ножки были всего в нескольких дюймах от пола. А затем, к ее крайнему удивлению, он запел. Его голос был очень нежным и чистым, и под его звуки он начал вальсировать с ней по комнате.

Вначале она лишь смотрела на него, словно загипнотизированная, но постепенно ею овладела радость движения, переливаясь в теле и вырываясь наружу счастливым смехом. К ее восторгу, Габриель танцевал как маэстро бальных танцев, с такой же непринужденной грацией. Он так легко держал и кружил ее! Сара чувствовала необыкновенную свободу, волосы золотым огнем взмывали за ее плечами, и ей казалось, что она летит, едва касаясь пола кончиками пальцев, забывая о том, что это его ноги скользят по паркету.

Он держал ее так спокойно, будто она вовсе не имела веса. Его пальцы сильно и нежно сжимали ее талию. Она чувствовала тепло мужских рук, таких надежных и уверенных.

Но смех замер у нее в горле, когда она заглянула в его глаза — свинцовые бездны, полные печали.

До нее с трудом дошло, что он перестал танцевать и петь, настолько глубоко она утонула в его глазах. Габриэль продолжал держать ее за талию, но теперь его прикосновение обжигало ее, она ощущала каждый дюйм обхвативших ее сильных мужских рук. Печаль из его глаз ушла, уступив место новой вспышке эмоций, определить которые она пока не могла. Его жар проникал в нее, заставляя вспомнить об осторожности, которую она забыла рядом с ним. Он был высок и силен. Его плечи и грудная клетка поражали своей мощью… Сара вдруг поняла, что к ней прикасается мужчина и что ей приятны эти прикосновения.

Теперь она еще острее чувствовала, как на них отвечает ее тело. Она хотела, чтобы он прижался к ней еще теснее, хотела, чтобы он поцеловал ее, как принц целует принцессу в волшебной сказке.

— Габриель… — Она склонилась к нему, видя только его лицо, его бездонные глаза.

— Нет, — приглушенно вскрикнул он, неся ее назад к постели и опуская на подушки так поспешно, как будто ее кожа обжигала ему руки.

— Что случилось? — смущенно спросила она. — Что-нибудь не так?

— Что случилось? — засмеялся он резким отрывистым смехом, способным только испугать. — Ах, Сара, глупое дитя. Если бы ты только знала…

— Знала что?

Он сжал опущенные руки в кулаки, стремясь изо всех сил подавить чудовище, просыпающееся в нем. За все прожитые века не удовлетворял он еще своего нечастивого желания с девушкой, столь юной и чистой, как Сара. Никогда, став вампиром, не утолял он свою жажду кровью невинного.