Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока меня радует только одно. Это то, что находящийся со мной пацан покинул вагон буквально на прошлой остановке. Другими словами, некому на зоне будет рассказать о том, каким он видел меня после больнички. Хотя конечно жаль, что я пришел в себя несколько поздновато. Можно было ему козу показать в стиле доцента, обещать моргало выколоть и пасть порвать. Просто так, ради прикола. Мне бы все одно ничего за это не было, ему было бы страшно, а мне весело. Может караульного напугать попробовать. Хотя не стоит, судя по интеллектуальному выражению его лица, он недалеко ушел от меня недавнего. К тому же вооружен, еще начнет стрелять ненароком.
В деле наверняка есть некая отметка о том, что я был "слегка не в себе", но она в основном касается начальства и вряд ли дойдет до основного контингента, но даже если так, то веры ей будет немногого. И совсем другое дела, если бы об этом рассказал тот парнишка. В этом случае ничего, кроме низшей касты мне бы не светило. А так какие-то слухи появятся, всегда можно найти отмаз. Тем более, что в качестве доказательства будет только отметка в личном деле, а учитывая «потерпевшего» поверят скорее мне, чем этой отметке.
Сейчас, когда я относительно оклемался, решил посмотреть, что у меня есть из вещей. До этого дня, как-то не особенно обращал на это внимание, и только благодаря тому, что пацан, с которым я ехал, видимо просто побрезговал моими вещами, я и обнаружил, что они у меня имеются.
Помимо продовольственного пайка, выданного в дорогу, то есть двух буханок серого хлеба, примерно килограммового куска уже изрядно обгрызенного за время пути, свиного соленого сала обнаружил чемодан, средних размеров, обтянутый брезентом. И не надо говорить, что так не бывает. Но взрослой да, на это никто не смотрит, а вот на малолетке с этим очень строго. По словам моего знакомого прапорщика, один такой пацанчик, написал жалобу, что у него пропал чемодан с вещами во время пути в колонию. Перевернули все на свете, объяснительные писали все, кто хоть как-то контактировал с ним с момента получения его дела в СИЗО и до его приезда в колонию. А чемодан, все это время спокойно находился в камере следственного изолятора, уже у совсем другого человека. В итоге оказалось, что чемодан и все его содержимое малолетний преступник проиграл в карты еще находясь в изоляторе, и потому отправился в путешествие налегке. А вот по прибытии в колонию, решил накатать жалобу об утере вещей и постараться их вернуть. Вещи, разумеется, в итоге вернули владельцу, только вот приехавший вслед за чемоданом очередной малолетний зэка рассказал об этом случае остальным, и как итог, написавший жалобу, ожидал окончания срока обживаясь возле параши. Это все конечно поучительно, но с некоторых пор, началась обязательная проверка личных вещей перед отправкой. И если они имелись в наличии, то так или иначе, они оказывались у своего владельца. Их либо передавали через караул, либо подряжали кого-то еще, если сам владелец был не в состоянии их перенести самостоятельно. То есть так как это произошло со мной.
И вот сейчас я впервые открыл чемодан, переданный с воли от любящей бабушки. Когда-то в будущем у меня было нечто похожее, впрочем, подобные фанерные чемоданы, обтянутые натуральной кожей старого боевого Дерматина, были, пожалуй, у всех жителей СССР. В первую очередь в глаза бросились фотографии и картинки из советских журналов наклеенные на внутренней части верхней крышки. Причем наклеенные так плотно, что оторвать их было практически невозможно. С них на меня смотрели погибшие родители, которых я не помнил в этой жизни. На соседней фотографии была бабуля вместе со мной. А особенно поразила фотография бабушки, в полевой форме и с немецким автоматом в руках, сфотографированная в каком-то лесу, в группе таких же как она партизан. О том, что бабуля прошла всю войну, будучи заброшенной в партизанский отряд, и часто выходившая в рейды на оккупированную территорию, я знал из доставшейся мне памяти и даже в какой-то степени гордился ею, хотя она, по сути, была чужим для меня человеком. Кроме еще нескольких фотографий с нею и со мной, остальная площадь крышки была заклеена вырезками из журналов. Причем создавалось впечатление, что если фотографии появились благодаря бабушке, то все остальное лепил сам Семен, ведь среди всех остальных картинок, преобладали в основном гимнастки и пловчихи в купальниках. Похоже при этом предпочтения отдавались тем картинкам, на которых грудь была наибольшего размера.
Содержимое чемодана тоже было собрано с любовью и пониманием. Здесь имелись пара трусов и маек, пять пар нитяных, и пара вязанных носок. Толстый вязаный шерстяной свитер с высоким горлом, пара брюк и куртка похожие на рабочий костюм, которые обычно выдают на заводах. Мягкие домашние шлепанцы, не знаю пригодятся ли они в колонии, но даже с виду были очень удобными и похоже теплыми. Насколько я помню, бабушка всегда выступала против курения, однако сейчас в чемодане обнаружились десять пачек сигарет «Прима» и блок из десяти коробков спичек. Одна из сигарет была тут же вынута из пачки и закурена. Но уже через пару затяжек я закашлялся и с удивлением обнаружил, что в сигарете имеется закладка из десятирублевой купюры, которая тут же была извлечена и перепрятана, под стельку моих ботинок. Оказывается, старушка не зря партизанила всю войну, и прекрасно знала куда можно спрятать деньги, с некоторой гарантией, что их не сразу обнаружат. Уже следующую сигарету, я тщательно обмял, чтобы убедиться в отсутствии закладок, и только после этого закурил. Еще в чемодане имелись пара кусков земляничного и кусок хозяйственного мыла, мочалка, новенькая зубная щетка и металлическая коробочка с порошком, а также бритвенный станок и пачка лезвий «Восход», лежащих в той же пластмассовой коробочке. Я автоматически провел ладонью по своему лицу и понял, что последнее мне пока без надобности. Похоже бриться я еще не начал. Тут же в чемодане обнаружилась эмалированная кружка, алюминиевая ложка завернутые в вафельное, или как принято говорить на зоне – полотенце в