— Хорошо, пап... Я не буду никогда, пап!

— Надеюсь. Ложись спать.

Баслим лежал без сна и с тревогой думал о том, что, возможно, он слишком суров. Но, черт побери, разве не суров этот мир? Разве он не обязан научить ребенка жить в этом мире?

Потом он услышал шорох: казалось, крыса грызет что-то в углу. Баслим замер и прислушался. Чуть погодя мальчик тихонько поднялся с тюфяка и подошел к столу. Потом раздался приглушенный звон металла о дерево. Торби вернулся на свое ложе.

И только когда мальчуган начал похрапывать, Баслиму наконец удалось заснуть.

Баслим уже давно учил Торби читать и писать на интерлингве и саргонезском, порой подбадривая его оплеухой, поскольку мальчик почти не проявлял интереса к умственному труду. Но происшествие с Зигги и сознание того, что Торби растет, не давали Баслиму забыть о том, что время не стоит на месте, во всяком случае — для детей.

Торби так и не смог вспомнить, где и когда до него дошло, что Баслим вовсе не попрошайка-нищий, или, во всяком случае, не только нищий. Он мог бы догадаться теперь об этом по тому серьезному образованию, которое он стал получать и которое проводилось при помощи таких неожиданных устройств как магнитофон, проектор и гипнопедичес-кий аппарат, но мальчик уже ничему не удивлялся. Что бы ни делал папа, он всемогущ и всегда прав. Торби достаточно хорошо знал нищих, чтобы видеть разницу между ними и Баслимом. Но мальчик не тревожился: папа есть папа, это такая же данность, как солнце и дождь.

На улице Торби никогда не говорил о своих домашних делах, даже о том, где находится их жилище. Гости к ним не ходили. Торби имел двух-трех приятелей, а у Баслима их было много, десятки, если не сотни, и старик, по-видимому, знал, хотя бы в лицо, всех жителей города. Но в дом он не пускал никого, кроме Торби. Однако мальчик был уверен, что папа помимо нищенства занимается чем-то еще. Однажды ночью они, как обычно, легли спать, но на рассвете Торби разбудил какой-то шум, и он сонным голосом позвал:

— Папа?

— Это я. Спи.

Но мальчик встал и зажег свет. Он знал, что Баслиму трудно пробираться в темноте без ноги, а когда папе хотелось пить или было нужно что-нибудь еще, Торби всегда подавал.

— Что случилось, пап? — спросил он, поворачиваясь к Баслиму, и вздрогнул от удивления. Перед ним стоял какой-то незнакомый человек, по виду настоящий джентльмен!

— Не пугайся, Торби, — сказал незнакомец папиным голосом. — Все в порядке, сынок.

— Папа?

— Да, сынок. Прости, что напугал тебя, мне следовало сперва переодеться, а уж потом входить. Но так уж получилось,— Он принялся снимать свою элегантную одежду.

Стянув вечерний парик, Баслим снова стал прежним папой... Вот только...

— Пап, что у тебя с глазом?

— Глаз? Ах, это... его так же легко вынуть, как и вставить. С двумя глазами я выгляжу лучше, верно?

— Не знаю, — Торби с опаской взглянул на глаз. — Что-то он мне не нравится.

— Вот как? Ну что ж, тебе не часто придется видеть меня в этом обличье. Но уж коли ты проснулся, то можешь мне помочь.

Но проку от Торби было немного. Все, что проделывал сейчас Баслим, было для него в диковинку. Сначала Баслим вытащил кюветы и бачки из буфета, в задней стенке которого обнаружилась еще одна дверца. Затем он вынул искусственный глаз и, осторожно развинтив его на две части, пинцетом достал из него крохотный цилиндрик.

Торби наблюдал за его действиями, не понимая ничего, но отмечая, что движения отца отличаются необыкновенной осторожностью и ловкостью. Наконец Баслим сказал:

— Ну вот, все в порядке. Посмотрим, получились ли у меня картинки.

Вставив цилиндрик в микрофильмоскоп, он просмотрел пленку и с мрачной улыбкой сказал:

— Собирайся. Позавтракать мы не успеем. Можешь взять с собой кусок хлеба.

— Что случилось?

— Быстрее. Время не ждет.

Торби надел набедренную повязку, разрисовал и измазал грязью лицо. Баслим ждал его, держа в руках фотографию и небольшой плоский цилиндрик размером в пол-минима. Показав фото Торби, сказал:

— Посмотри. Запомни это лицо, — и забрал фотографию. — Ты сможешь узнать этого человека?

— Э-э... Дай-ка взглянуть еще разок.

— Ты должен узнать его. Смотри внимательнее.

Торби посмотрел и вернул снимок.

— Я его узнаю.

— Ты найдешь его в одном из баров около космопорта. Сперва загляни к Мамаше Шаум, потом в «Сверхновую», затем в «Деву под вуалью». Если там его не будет, ищи на улице Радости, пока не найдешь. Ты обязан найти его до начала третьего часа.

— Найду, пап.

— Затем положишь в свой горшочек несколько монет и вот эту штуку. Можешь плести ему все, что угодно, только не забудь обронить, что ты — сын Калеки Баслима.

— Я все понял, папа.

— Тогда ступай.

По дороге к космопорту Торби не тратил времени зря. Накануне был карнавал Девятой Луны, и прохожих на улице почти не было, так что мальчик не стал делать вид, будто собирает подаяние, а двинулся кратчайшим путем через задние дворы, заборы и проулки, стараясь не попадаться на глаза не-выспавшимся ночным патрульным. До места'он добрался быстро, но нужного человека найти не смог: того не оказалось ни в одной из указанных Баслимом пивнушек. В других заведениях на улице Радости его тоже не было. Срок уже истекал, и Торби начинал тревожиться, когда вдруг увидел мужчину, выходящего из бара, в котором мальчик уже побывал.

Торби быстрым шагом пересек улицу и поравнялся с незнакомцем. Рядом с ним шел еще один человек — это было плохо. Но Торби все же приступил к делу.

— Подайте, благородные господа! От щедрот своих...

Второй мужчина кинул ему монетку. Торби поймал ее ртом.

— Будьте благословенны, господин... — и повернулся к нужному человеку. — Умоляю вас, благородный сэр. Не откажите несчастному в милостыне. Я сын Калеки Баслима и...

Второй мужчина хотел дать ему оплеуху.

— Поди прочь!

Торби увернулся.

— ...сын Калеки Баслима. Бедному старому Баслиму нужны еда и лекарства, а я — один-единственный сын...

Человек с фотографии полез за кошельком.

— Не давайте,— посоветовал ему спутник. — Все эти нищие — ужасные лгуны, и я дал ему достаточно, чтобы он от нас отвязался.

— На счастье... перед взлетом, — ответил человек с фотографии. — Ну-ка, что там у нас? — и, сунув пальцы в кошелек, заглянул в горшочек и что-то туда положил.

— Благодарю вас, господа. Да пошлет вам судьба сыновей.

Торби отбежал в сторону и заглянул в горшочек. Крошечный плоский цилиндрик исчез.