советом, тем более что она работала рядом с той комнатой, где нафокусничали с версткой. Она, конечно, целиком погружена в свое творчество, но часто подсознание, особенно у такой чувствительной натуры, как мисс Майлз, воспринимает явления, которые сознание не сразу отмечает. Однако, может быть, ее вообще не было тут двадцать третьего и двадцать четвертого июля?

Вопрос разрешился при первом же взгляде на график. Линия была сплошной в те дни, когда миссис Майлз здесь работала, и намечена пунктиром, когда отсутствовала. Двадцать третьего и двадцать четвертого линия была сплошной. Но что касается тайных посещений соседней комнаты, она ничего припомнить не могла. Она пожаловалась, что люди тут то и дело бегают друг к другу, поэтому она и попросила мистера Джералдайна врезать в дверь замок. Так как отношение Миллисент Майлз к исправленной верстке ограничивалось только ее соседством с местом преступления, Найджелу пришлось оставить эту тему, чтобы не выйти из роли временного редактора. Он попытался подойти к вопросу с другого конца:

— Когда вы заглянули в комнату Протеру, вы сказали: надеюсь, вы меня поддержите…

— Да, об этом нам и надо поговорить с глазу на глаз. — Она понизила голос, кинув предостерегающий взгляд на перегородку между своей комнатой и конурой Протеру. — Когда мистер Райл попросил меня отдать фирме мою автобиографию, мы условились, что «Уэнхем и Джералдайн» переиздадут кое–какие из моих ранних и уже давно распроданных романов. Я убеждена… — В ее зеленых глазах появилось нечто отрешенное, словно она благоговейно взирала на знамение свыше. — Я убеждена, что они дадут духовную пищу молодому поколению. Поэтому позиция Стивена Протеру мне кажется возмутительной!

— Вы говорите, что у вас с мистером Райлом об этом была договоренность? Но в договоре такого пункта нет?

— Джентльменское соглашение. А оно всякой солидной фирмой обычно выполняется.

— Но вряд ли влияние Протеру так велико.

— Что вы, тут его просто боготворят. — В ее манерной речи вдруг зазвучали простонародные нотки. — И мисс Уэнхем почему–то на меня взъелась. Вот кикимора! А если они вдвоем насядут на Артура Джералдайна — он ведь человек слабый…

Найджел предоставил ей трещать дальше и перебирать свои обиды с поистине женской дотошностью. Сохраняя почтительную, но ни к чему не обязывающую мину, как и подобало новому сотруднику фирмы, который не имеет права обсуждать ее действия и в то же время противоречить одному из ее доходных авторов, Найджел под прикрытием футляра от пишущей машинки листал верстку «Времени воевать», пока не дошел до конца главы, вызвавшей весь скандал. Последний абзац был восстановлен: «Надо!» В глаза ему бросилось слово «гекатомба».

Когда Миллисент Майлз замолчала, дабы перевести дух, Найджел поднялся и пообещал ей сделать все, что в его слабых силах. На ходу он будто нечаянно смахнул рукой на пол несколько верхних листков лежавшей лицом вниз на столе рукописи. С пространными извинениями он собрал их с пола и положил на место, успев, однако, пробежать глазами последние фразы, напечатанные мисс Майлз перед тем, как она открыла окно в комнату Протеру. Там не было слова «гекатомба», и при всей высокопарной причудливости ее стиля оно никак не ложилось в контекст.

III. Надо!

Через полчаса Найджел Стрейнджуэйз ел бутерброды и пил шотландское пиво в трактире возле Стрэнда. Это заведение посещали главным образом мелкие дельцы и чиновники — последних выдавали большие черные котелки, надвинутые на уши, и чванная манера разговаривать, а первых — жалкое наигранное благодушие, усвоенное из руководства для коммивояжеров — из главы, где советуют, как завоевать доверие покупателя. Но те и другие были неотличимы в одном: в своей небрежной, уродливой речи; несмотря на отмирание кокни, она свидетельствовала о полном падении языковой культуры. Нет ничего удивительного, подумал Найджел, что народ жадно глотает немыслимые сочинения Миллисент Майлз, — реальность ведь так неприглядна. Но если посмотреть вокруг в таком месте, как это, и сама реальность покажется нереальной. Чиновники и разбитные парни («Наш представитель мистер Смит посетит вас…») жмутся друг к другу, защищаясь от собственной неполноценности, нервно нахальничают в век Простого Человека, — что их может поддержать, кроме этого абстрактного и лишенного всякого смысла социального статуса? «Призрачный город, — подумал Найджел. — Лондонский мост на веку повидал столь многих. Я и не думал, что смерть унесла столь многих».

Правда, издательство тоже не слишком совмещается с чувством реальности. Да и может ли оно, питаясь такой эфемерной пищей, как слова? Живя на авторах, чьи вороватые самовлюбленные тени плетут паутину слов, чтобы скрыть свой позор, свое бессилие, свою роковую призрачность? Мисс Майлз, которая пишет так много; Стивен Протеру, который, видимо, иссяк; генерал Торсби… Нет, генерал — это совсем другое дело, это человек, который стреляет словами как пулями, чтобы поразить врага.

— Вы верите в случайное стечение обстоятельств? — внезапно спросил Найджел совершенно незнакомого человека — одного из бригады черных котелков, который сел за его столик и безбожно поливал кетчупом холодную отварную лососину.

— Прошу прощения?.. — Субъект разглядывал Найджела негодующе, с подозрением.

— Я спросил, верите ли вы в случайное стечение обстоятельств?

— Ну, знаете, в теперешние времена поостережешься верить во что бы то ни было. А также и невесть с кем разговаривать, — добавил он злобно.

— А вы поменьше остерегайтесь. Это бич вашего брата чиновника. На минуту забудьте про исходящие и присмотритесь к живому человеку. Неужели я похож на мошенника или на пижона?

— Гос..

— Вы совершенно правы. Я сразу понял, что вы тонкий знаток человеческой души. Вот я и спросил: вы верите в случайное стечение обстоятельств?

— Забавно, что вы об этом заговорили, — снисходительно ответил незнакомец. — Только сегодня утром моя супружница…

— Неважно, что думает ваша жена. Я спрашиваю вас…

— Что–то мне ваш тон не нравится.

— В эпоху, перегруженную машинерией и механистической психологией, единственная твердая опора человека — это случайность, прекрасная, своевольная случайность. В обществе, которое поклоняется статистике, случайность — единственное проявление Промысла.

— Да я–то сам человек свободомыслящий…

— Вы, наверно, скажете, что наука, искусство или суровое ремесло раскрытия преступлений должны базироваться на фактах, которые могут быть причинно объяснены. Я с вами не согласен. Наука, которая не оставляет места случайному совпадению, то есть отрицает, что два по–видимому взаимосвязанных события могут произойти одновременно без какой бы то ни было фактической связи друг с другом, — неполноценная наука, ложная наука. Вы уже уходите?

Незнакомец невнятно пробормотал, что вот–де сюда только что вошел один его приятель, и поспешил подальше убрать свою тарелку, свое пиво и свою особу, причем последняя просто обливалась по́том.

Оставшись за столиком один, Найджел продолжал