Ланнистеры – хитрецы, интриганы и обманщики, в сравнении с которыми шекспировский Ричард III выглядит Нельсоном Манделой.

Старки привлекательны внешне, мужественны, крепки. Они не любители роскошных нарядов, на их одежде нет идиотских коронок. Опять же – в отличие от пренеприятных Ланнистеров.

Истории, которые мы читаем, смотрим и пересказываем, религии и верования, которым мы следуем, новости, которые мы видим, а значит – и выводы, которые мы делаем, чаще всего несут в себе мысль о том, что добродетель должна быть вознаграждена. Мы объединяем все эти истории в миф о Великом Человеке (почти всегда – мужчине), и в этом мифе несколько выдающихся людей делают нашу жизнь лучше. Впервые об этом написал историк Томас Карлайл[18] в 1841 году, в своей книге «Герои, почитание героев и героическое в истории»: «История мира – это не что иное, как биография великих людей».

Никколо Макиавелли, живший и творивший за триста лет до Карлайла, дал гораздо более тонкое определение Великого Человека. Когда он писал свой труд «Государь» – фактически средневековое руководство по лидерству, – то был уверен в двух вещах. Во-первых: великие свершения даются легче, если тебя считают великим правителем. Такие мелочи, как истинное величие и истинная добродетель, Макиавелли не очень волновали – возможно, потому, что он немало времени проводил рядом с такими разновидностями Великого Человека, как Медичи и Борджиа. Во-вторых, предупреждает нас Макиавелли в конце своей знаменитой книги, величие – это во многом результат случайности. Великим Человеком становится тот, кто оказался в нужное время в нужном месте.

Выходит, Макиавелли разрушил теорию Великого Человека еще до того, как Карлайл ее создал. Но мы ищем иную историю, более четкую – историю о том, что великие люди выполняют волю судьбы. Старки должны победить, потому что они этого заслуживают – и сами в это верят. Между прочим, исполнять приказы нам гораздо легче, когда мы верим, что идем за теми, кто не просто могуществен, но в чем-то лучше нас.

Теория Великого Человека подводит фундамент и под современное представление о «героическом генеральном директоре». Существует экономическая теория, известная под названием «заслуженного десерта». Суть ее в том, что финансовое вознаграждение за дополнительные ценности, созданные за счет инноваций или высокой деловой активности, достанется тому, кто эти ценности создал. Грег Мэнкив, один из величайших ныне живущих экономистов, не так давно опубликовал статью на эту тему и назвал ее «Защита одного процента»[19]. Статья очень легко читается, и в ней, в частности, утверждается, что новаторы типа Стива Джобса по праву заслужили свои огромные вознаграждения.

Против этого есть два возражения. Прежде всего, Стив Джобс не был разработчиком тех продуктов, которые производит компания Apple. Любая новинка – это продукт работы команды. Над ее созданием трудятся тысячи людей, работающих в поте лица и достойных награды, – некоторые из них при этом получают минимальную зарплату.

Второе возражение: даже если мы считаем, что число великих людей, достойных награды, минимально, то кто они? Конкретно? Кто должен получать прибыли от продаж iPhone? Тот, кто изобрел iPhone, или тот, кто изобрел телефон? Или тот, кто изобрел электричество? Или тот, кто придумал удаленное производство? А может быть, тот, кто создал Интернет? Любой из этих людей может претендовать на свой кусок пирога, но очень немногие получили столько, сколько Джобс. Потому что у Джобса была харизма и уверенность в собственном величии, позволявшие ему олицетворять собой Apple.

Макиавелли знал: для того чтобы стать Великим Человеком, не обязательно нужно обладать величием в соответствии с теми или иными моральными и интеллектуальными стандартами (это, возможно, не лишнее, но судя по тем личностям, которые входят в один процент Мэнкива, скорее не имеет значения). Ощущение величия исходит от силы, а не наоборот. Люди должны верить, что ты победишь, – иначе они не дадут тебе шанса доказать это.

Однако Красная Свадьба напоминает нам (как и многое в «Игре престолов») о том, что хотя власть – необходимое условие величия, одной власти недостаточно. Нужно побеждать. История никогда не вспоминает добродетельных людей, не наделенных властью, а неудачники быстро забываются. Когда тех, кого мы себе назначили в Великие Люди, порублены на куски у нас на глазах, очень не хочется в это верить. Между тем это – полезное напоминание об источниках и границах власти.

Почти с самого начала истории Джорах Мормонт – на стороне Дейенерис. Он ее советник. Но откуда он взялся и зачем пришел в Эссос? Джораху удается приблизиться к Дейенерис потому, что ему, кажется, действительно дороги ее самые главные чаяния. На самом же деле он подослан Варисом, чтобы шпионить за Дейенерис и тем заработать помилование (он осужден за работорговлю). Но Дейенерис производит на Джораха сильное впечатление: он осознает, что она и впрямь могла бы стать королевой Вестероса. Поэтому он спасает ее от отравления. К тому времени, когда Дейенерис узнает правду о Джорахе, она привыкает полагаться на его советы и доверять его решениям, поэтому избавиться от него ей невыносимо трудно, а Джораху так же трудно уйти от нее.

В нанятом Тирионом телохранителе Бронне хорошо то, что он фрилансер, наемник. Бронн ничем не запятнан, ибо не хранит верность никому. Он сразу объясняет Тириону, почему тот может на него рассчитывать – потому что платит деньги. Бронн не давал присягу Тириону, он ему не друг и не человек чести. Но, в отличие от Джораха Мормонта, Бронн никем не притворяется, и в этом смысле он абсолютно честен. Когда дело доходит до решения, стать ли Бронну избранным воином Тириона, чтобы вместо него сразиться с Клигоном по прозвищу Гора в назначенном судом поединке, перед Бронном даже не встает вопрос – выручать Тириона или нет. Серсея предложила Бронну невесту, наследницу земель, в качестве платы за отказ представлять Тириона в поединке, да и бой с Горой в любом случае равен самоубийству. Когда Бронн отказывается сражаться и просит у Тириона прощения, тот просто говорит: «Почему ты извиняешься? Потому что ты – чертов ублюдок без совести и сердца? Но так это мне в тебе больше всего и нравилось». Тирион и в самом деле не разгневан и не обижен, потому что как бы он ни рассчитывал, что Бронн станет драться вместо него, – по большому счету, он этого не ждал.