Так уж случилось, что будущий великий ученый родился в самом сердце России — на Рязанщине, в центре Окско-Волжского междуречья. Большое село Ижевское, где 17 сентября (5-го по старому стилю) 1857 года появился на свет младенец, окрещённый Константином, может по праву считаться родиной отечественной и мировой космонавтики. Осень выдалась в тот год на Рязанщине тихая, светлая, звонкая. Ведь именно в эту самую осень 1857 года Тютчев — кстати, любимый поэт Марии Ивановны (только одно это говорит о многом) — написал сразу же ставшее хрестоматийным стихотворение «Есть в осени первоначальной / Короткая, но дивная пора…». Ясными ночами звезды взирали вниз на Землю, не ведая, однако (а может быть — как раз и предчувствуя), что на свет появился тот, кому совсем скоро суждено по-настоящему приблизить их к этой планете. И вновь вспоминается Тютчев: «(…) А он из глубины полуночных небес — /Он сам глядит на нас пророческой звездою».

Империя ещё не оправилась от унизительного поражения в Крымской войне, молодой царь Александр II только-только задумывал отмену крепостного права, а в одном из мало кому известных рязанских сел уже забрезжила заря будущей космической эры. После убийства Пушкина прошло двадцать лет, после гибели Лермонтова — шестнадцать. В Санкт-Петербурге в Мариинском театре второй сезон давали «Русалку» Даргомыжского. Мусоргскому исполнилось восемнадцать, Чайковскому — семнадцать. В Санкт-Петербургском университете доцент Менделеев приступил к чтению курса лекций по органической химии. Вернадский родится ещё только через шесть лет. Текстильный фабрикант Третьяков уже второй год скупал картины русских художников для размещёния в общедоступной галерее, получившей название по его фамилии — Третьяковской. В Риме Александр Иванов прекратил титаническую работу над грандиозным полотном «Явление Христа народу» и решил вернуться на родину. В Лондоне Герцен начал издавать журнал «Колокол» в надежде пробудить Россию. В Семипалатинске недавний каторжанин Фёдор Достоевский продолжал тянуть унтер-офицерскую лямку. А в двухстах верстах (по прямой) от Ижевского в своем яснополянском имении мучился в сомнениях 29-летний Лев Толстой, с неимоверными усилиями заставляя себя заниматься одновременно и повседневными хозяйственными делами, и литературным трудом (работа над сравнительно небольшой повестью «Казаки», как известно, затянулась почти на десять лет). За два дня до появления на свет будущего основоположника мировой космонавтики будущий «великий писатель земли русской» запишет в своем дневнике: «Денег нет. Прошла молодость!»

Село Ижевское названо так по одноименному озеру (впоследствии изрядно обмелевшему), западный берег которого облюбовали когда-то русские поселенцы. Село оказалось на бойком Нижегородском тракте и процветало начиная с XIV века. В середине XIX века его население приближалось к десяти тысячам человек; здесь было четыре храма, три школы, множество торговых лавок и небольшой заводик по производству патоки. Отличалось село Ижевское правильной планировкой улиц (по типу петербургских линий) и оригинальной застройкой. В соответствии с современной административно-территориальной номенклатурой, Ижевское и в наши дни считается селом, хотя более походит на поселок городского типа.

К моменту рождения сына Константина семья квартировалась в добротном и сравнительно просторном доме на улице Польной (ныне, естественно, носящей имя великого земляка). Дом, где он родился, сохранился до наших дней, но сильно обветшал. Он по-прежнему находится в частном владении, и нынешние хозяева, похоже, не слишком озабочены судьбой строения, где пока нет даже мемориальной доски. Зато к 125-летию великого ученого в Ижевском был открыт музей К. Э. Циолковского (с 1967 года он существовал на общественных началах и в другом здании), рядом с которым воздвигнут бронзовый бюст-памятник (авторы скульпторы А. А. Усаченко и М. М. Криворуцкий, архитектор И. И. Сенченко).

Согласно древней легенде, озеро Ижевское образовалось от слёз девушек, которых насильничал здесь злой колдун по прозвищу Седой Волк. Сам же Константин Эдуардович и в глубокой старости вспоминал озеро как безоблачную детскую сказку (известную ему, впрочем, больше по рассказам взрослых). Окрестности — тоже. Разве не здесь (пусть совершенно бессознательно!) впервые увидел он высокое небо — земную окаёмку бесконечного Космоса? Разве не здесь перед глазами его заискрились на солнце золотые струйки дождя? Разве не здесь впервые явилась ему волшебная красота морозных узоров на окнах заваленного снегом дома и бахрома инея на ветках заиндевевших деревьев? И разве не в этом краю — уже после переезда в Рязань — ощутил он шелковистую мягкость травы и упругую прохладу луговой тропинки, утрамбованной босыми ногами сотен и сотен безвестных соотечественников? Да, именно здесь, на Рязанщине, сделан первый вдох, с которого и началась его жизнь и многотрудное восхождение к высотам славы и бессмертия.

Вообще же происхождение названия (и села, и озера) до сих пор остается загадкой для этимологов и топонимистов. Сама собой напрашивается аналогия с городом Ижевском, но столица Удмуртии названа так по реке Иж, притоку Камы, на коей и расположена. Известный историк Д. И. Иловайский (1832–1920), первая обширная монография которого была посвящена Рязанскому княжеству, считал, что название села идет от имени древнего рязанского города Ижеславля, сожжённого и разорённого Батыевой ордой. Немногие уцелевшие жители бежали тогда подальше от проторенных путей, доступных татарской коннице, и назвали новое поселение, а также и озеро, в память о прежней малой родине. Само же слово «ижевое» является диалектным и означает «очевидное, видимое». Предлагалась масса других объяснений, в том числе и происхождение от названия и начертания древнеславянской буквы «ижица», конфигурация которой похожа (с большой натяжкой, правда) на давно исчезнувшие очертания озера Ижевское.

О своем появлении на свет К. Э. Циолковский напишет впоследствии с полным осознанием значительности и величия данного факта: «Появился новый гражданин Вселенной». В месте своего рождения Константину довелось прожить совсем немного. Работа уездного лесничего не слишком вдохновляла отца. К тому же обострились отношения с начальством, неудовлетворённым либеральным, как оно считало, отношением Эдуарда Игнатьевича к подчинённым и окрестным крестьянам. Начались неприятности по службе, и спасский лесничий счел за благо подать прошение о переводе в Рязань. Просьба была удовлетворена, и отца Циолковского перевели в город — сначала на более чем скромную должность делопроизводителя Лесного отделения, затем преподавателем естественной истории в землемерно-таксаторских классах Рязанской гимназии. Семья прожила в Рязани почти восемь лет — до 1868 года.

Об этом периоде жизни у Константина Эдуардовича сохранилось немало воспоминаний. Тем более что в эту пору произошли события, которые повлияли на всю последующую жизнь. Читать семилетний Циолковский научился самостоятельно. Знаменательно: научился чтению не по букварю или псалтыри, а по «Сказкам» Афанасьева (незадолго перед тем они как раз впервые увидели свет, изданные в восьми выпусках). Любовь к сказкам он сохранил до конца жизни и на склоне лет говорил: «К сказкам меня тянуло чуть ли не с колыбели. Бывало, пряниками не корми — дай сказку послушать». Мать стимулировала изучение алфавита, давая за каждую запомненную букву по копейке. Но как складывать слоги и понимать связный текст — мальчик догадался сам. Возможно, это было первое открытие в его жизни. Тогда же он получил первое свое прозвище, да какое — Птица! Разве не звонок Судьбы?