В отличие от жизнерадостной «Кармен» в Большом театре «Карменсита и солдат» была оперой сумрачной, выдержанной в коричневых и фиолетовых тонах. Общий мрачный колорит подчеркивали красные прожектора. С первых картин хор не переставал вещать трагические предсказания, завывая: «Берегись, ты обречен». Словом, зрителей пугали как могли.

Александр Хорт. «Любовь Орлова».

В Музыкальный театр Люба Орлова попала в основном благодаря тому, что училась у Телешевой. Сам Немирович-Данченко ее практически не видел. Он в то время был очень занят – сразу после длинных зарубежных гастролей в Европе и США отправился поработать сценаристом в Голливуде, а в это время прима его театра, Ольга Бакланова, под которую был заточен весь репертуар, решила остаться за границей.

Но как раз Орловой это, возможно, сыграло на руку – из-за ухода Баклановой и некоторых менее значимых актрис в театре начались перестановки, кто-то продвинулся, а следовательно, освободились места, на которые срочно набирали новых актрис, непременно хорошеньких и умеющих петь и танцевать. Она под эти критерии как раз подходила, и Телешева с чистой совестью рекомендовала ее своей приятельнице Ксении Котлубай, которая руководила театром в отсутствие Немировича-Данченко.

Конечно, чтобы попасть на какую-нибудь даже самую маленькую роль, надо было получить одобрение самого мэтра, но хористок Котлубай могла набирать сама. Так Орлова и оказалась в театре, в строю нескольких десятков одинаково одетых девушек, размахивающих веерами, чтобы придать колорит музыкальному спектаклю «Карменсита и солдат».

Теперь перед ней стояла задача любым способом выделиться из этого строя.

И ей это удалось на удивление быстро. Вернувшись в Москву, Немирович-Данченко посмотрел на новых хористок и… выделил среди них Любу Орлову. Так что скоро она получила маленькую роль. Вот так просто.

«В то время в Москве издавался еженедельник «Программы гос. академических театров», – пишет Александр Хорт. – Он был достаточно популярен, тираж составлял 15 тысяч экземпляров. Его название не совсем соответствовало содержанию – там печатались программы всех московских театров, а не только академических. 27 ноября 1926 года вышел очередной выпуск, в котором фамилия Орловой впервые упоминается в печати – в программе «трагического представления» «Карменсита и солдат». Она даже не выделена отдельной строкой, на двух персонажей три актера: «Мальчик и девочка – Образцов, Грубэ, Орлова». Грубэ женщина, значит, у Орловой есть дублерша. Однако первый шажок к славе сделан (кстати, мальчик Образцов – тот самый будущий великий кукольник)».

Но, видимо, она выделилась уж слишком быстро – настолько, что все искали какую-то скрытую причину и насчет отношений Любы со стареющим мэтром ходило немало слухов. Говорили, что Немирович-Данченко в нее влюбился, вот и решил ее выдвинуть. Тем более что прецедент уже был – он действительно был влюблен в свою неверную приму Ольгу Бакланову, а до нее и в других актрис.

Но то были давние дела, из тех времен, когда он был моложе, полон сил и мог тратить время на всякие глупости. А к моменту знакомства с Орловой ему было уже под семьдесят, и он разрывался между МХАТом, своей Музыкальной студией и работой за границей. До девиц ли тут!

Зато другой слух имел под собой все основания. Новой хористкой всерьез увлекся сын Немировича-Данченко, Михаил Владимирович. Он был тоже артист студии, ему было всего тридцать два, и он имел самые серьезные намерения насчет Любы. Но вот она насчет него никаких намерений не имела, даже несмотря на то что отношения с ним могли бы сильно помочь ее карьере, а отказ ответить на его чувства мог бы ей сильно навредить. Впрочем, в то время у Любы Орловой был достойный повод для отказа – она была уже замужем!

После таперства у Л. Орловой на деньги, которые она заработала, было еще несколько «учеб» в разных театральных студиях, в том числе – балетной. Пока в 1926 году она не стала хористкой Музыкального театра, руководимого одним из основателей МХАТа В. И. Немировичем-Данченко. И с этого только момента, будучи уже 24 лет, она повела официальный отсчет времени своего пребывания в искусстве.

На беду актрисы, в нее, тогда уже замужнюю, без памяти влюбился сын мхатовского основателя, Михаил, работавший в том же театре. Многие советовали молодой хористке не бросаться таким «счастьем»: не сменив мужа, А. Берзина, и не выйдя за Мишу Немировича, она откажется от всех шансов на карьеру. Но Орлова только отшучивалась: «Да ведь придется и жить с ним!» (с Мишей. – Ю. С.). А когда была в хорошем настроении, сообщает М. Кушниров, уверенно добавляла: «Я и так своего добьюсь!»

Но мало сына – на нее, особенно когда он лишился оставшейся после гастролей в Америке своей последней старческой любви и примадонны театра Ольги Баклановой, стал обращать самое недвусмысленное внимание и Немирович-папа.

– Я не раз ловила, – признавалась потом актриса, – его пристальный, заинтересованный взгляд на себе…

Вот этим уж действительно нельзя было пренебрегать. И хотя нет никакого подтверждения тому, воспользовалась ли Орлова вниманием Немировича-старшего, тем не менее из хористок она перекочевала сначала в «эпизоды» с двумя-тремя репликами, а вскоре стала и солисткой, получив, на зависть многим, главные партии в «Корневильских колоколах» и «Периколе», где ее и увидел Александров, ища Анюту для «Веселых ребят».

Юрий Саков. «Любовь Орлова. 100 былей и небылиц».

Замуж Люба Орлова вышла в 1926 году, вскоре после поступления на работу в театр. Об этом браке известно не так много, но судя по немногочисленным свидетельствам, о страстной любви там речи не было.

Андрей Берзин, ставший первым мужем Орловой, был хорошим человеком и выгодным со всех сторон женихом. В свои тридцать три года он уже был заместителем начальника Административно-финансового управления Народного комиссариата земледелия, Наркомзема и занимался организацией и руководством финансирования всей системы землеустройства. А потом на него было возложено и управление работой Наркомзема по производственному кредитованию сельского хозяйства. Он был членом правления Россельбанка, затем членом ревизионной комиссии того же банка и членом совета Центрального сельскохозяйственного банка.

Такой муж давал молодой актрисе уверенность в завтрашнем дне, финансовую поддержку, ощущение стабильности. Причем не только для нее, но и для всей ее семьи, ведь родители Любы в то время находились фактически на ее иждивении – Петр Федорович, до революции служивший в Государственном контроле, перешел на работу в советский аналог этого учреждения, Рабоче-крестьянскую инспекцию, но оттуда ему быстро пришлось уйти из-за своего дворянского происхождения. Ну а Евгения Николаевна, естественно, как положено приличной даме, вообще не знала, что такое работа, она была профессиональной домохозяйкой и ни для чего другого не была приспособлена.

Встретилась Люба с будущим мужем совершенно банально – Берзин пришел в театр, кто-то из друзей после спектакля привел его за кулисы и познакомил их. Они понравились друг другу, начали встречаться, и, видимо, Люба Орлова быстро поняла, что это подходящий для замужества человек. Во всяком случае, она тут же представила его своим родителям, получила их одобрение, и вскоре они с Берзиным тихо расписались.