– Ты где живешь? – спрашивает тебя случайный знакомый.

– В Купчино.

– А чего не переедешь? – говорит знакомый и сочувственно покачивает головой.

Несколько лет назад весь город обсуждал газоскреб «Охта-центр».

– Возмутительно, – кричала общественность. – Нельзя уродовать центр города. Если очень надо, небоскреб можно построить в Купчино.

Нас, конечно, никто не спрашивал. Купчино, конечно, не жалко. Потому что Купчино нельзя изуродовать. Потому что из всех спальных районов наш – самый спальный. Из всех многоэтажек наши – самые однотипные. И только средние школы у нас не самые средние, а самые худшие.

Зато у нас много зелени. И под каждым третьим кустом кто-нибудь справляет нужду. Единственный во всей округе общественный туалет давно закрылся за отсутствием посетителей.

Ленинградская интеллигенция, выезжая из коммуналок, мигрировала на север. У них и названия соответствующие – метро «Академическая», метро «Политехническая». А у нас – станция метро «Купчино». Просто «Купчино». И до недавних пор – всего одна.

На закате советской эпохи по всему городу было полно гопников. Но только в Купчино гопник являлся типичным представителем биосферы. Только в Купчино ватник и кирзовые сапоги служили униформой и одновременно пропуском в светское общество.

Купчино – символ городской окраины. У нас чаще всего лопаются трубы и трескается асфальт. К нам реже всего приезжает начальство и чаще всего – гастарбайтеры.

Нам быстрее доехать до Царскосельского лицея, чем до Эрмитажа. Но мы в лицей не ездим. Равно как и в Эрмитаж.

Единственный относительно приличный вуз в нашем районе – Гуманитарный университет профсоюзов – наглухо огражден забором и чуть ли не колючей проволокой. Входы и выходы тщательно охраняются. Чтобы – не дай бог – никто из аборигенов не проник в обитель профсоюзно-гуманитарного знания. И чтобы будущие профсоюзные вожаки – чего доброго – не столкнулись с аборигенами.

Недавно известный московский журналист Панюшкин написал книжку. Главный герой должен был олицетворять собой рафинированного дегенерата. Но быть родом из Петербурга. Конечно, журналист Панюшкин поместил его в Купчино. А куда же еще?

А вообще-то у нас живет математик Перельман. Но его все равно никто никогда не видел.

Некоторые безответственные эксперты утверждают, что существуют новое Купчино и старое Купчино. И, дескать, старое Купчино интеллигентнее. Они, правда, не говорят – интеллигентнее. Они выражаются по-другому: старое Купчино – быдляцкий район, а новое – совсем быдляцкий.

Я живу в новом Купчино. В совсем новом. Три остановки на трамвае – и начинаются земли совхоза «Шушары». Но я ответственно заявляю: новое Купчино гораздо интеллигентнее старого.

Недавно встречался с приятелем у метро «Международная». В старом Купчино. Приятель опаздывает. Стою, читаю «Спорт-Экспресс».

Рядом стоят мальчик с девочкой. Целуются. А потом начинают драться. Он ее по лицу хлопнул, а она ему ногой по яйцам всадила. Немного подрались и снова целуются. А потом опять дерутся. И с упоением, надо сказать, дерутся.

Мне, конечно, интересно. Я «Спорт-Экспресс» в карман засунул и наблюдаю. Они уже майки друг на друге разорвали. А я гадаю, разорвет ли он на ней лифчик.

Подошел юноша, попытался разнять. Мальчик послал его. Громко и матом.

Затем дедушка подключился. Я-то не просто ждал, что мальчик на девочке лифчик порвет, но ждал с надеждой. А дедуля, видимо, узрел потенциальное нарушение общественной нравственности. Ну и огреб дедуля. Пока он на асфальт не свалился и не запросил пощады, они его вместе пинали. Так сказать, временно объединили усилия для борьбы с общим врагом. Вроде как Советы и Штаты против Гитлера.

А потом вышел мент и отвел их в отделение. Мальчик как-то сразу присмирел, а девочка громко мента материла.

А вы говорите, старое Купчино…

Не может старое быть культурнее нового. Потому что новое примыкает, можно сказать, к Царскому Селу и солнцу нашей поэзии, а старое – к Лиговке.

Вы знаете, что такое Лиговка? Там еще при царе находилось Государственное общество призрения. Туда беспризорников доставляли. После революции общество переименовали в Государственное общежитие пролетариата. Сокращенно – ГОП. Отсюда и гопники.

Недаром Лиговку с Купчино объединили. Вместе мы составляем Фрунзенский район. У нас даже журнал для детей выходит – «Фруня». Выходит ли на Васильевском острове журнал «Васька»? Издаются ли в Кировском и Курортном районах «Киря» и «Куря»? Где колпинский «Колпак» и московскорайонный «Москаль»? Нету! А у нас есть «Фруня».

Хотя я лично против того, чтобы дети читали. Они глупые и все понимают превратно. Шиворот на выворот они понимают. Наперекосяк.

В первом номере этого «Фруни» у детей спросили, кто такой Петр I. «Это писатель, – ответила одна девочка. – Он написал сказки. Моя любимая сказка „Золотая рыбка“, потому что в ней исполняются желания. Я хочу, чтобы у папы появилась новая большая машина».

Убогое желание. Я в детском саду мечтал о мире во всем мире. Потом я мечтал о футбольном мяче за 35 рублей. А эта шмакодявка мечтает о большой машине. Да еще на Пушкина ссылается, которого она приняла за Петра I.

Сегодня она о машине мечтает, завтра захочет быть столбовой дворянкой, а послезавтра – владычицей морской. И чтобы все чиновники прислуживали бы ей и были у нее на посылках. А в результате – разбитое корыто, следственный изолятор и дело о мошенничестве в особо крупных размерах.

А Пушкин, между прочим, предостерегал от излишних мечтаний. Езди, говорил Пушкин, на том корыте, которое имеешь, а на большее не замахивайся.

Но дети не в силах понять Пушкина. И не надо к ним соваться с этим Пушкиным. А тем более с журналом «Фруня».

Да у нас в Купчино, кроме этой девочки, никто, по-моему, Пушкина и не читает. Ни в новом Купчино, ни в старом. Или надо говорить «ни в новом Купчине, ни в старом»? Вот в чем вопрос, который не дает покоя лучшим умам нашего микрорайона. Надо ли слово Купчино склонять.

В этом отношении творятся совершенно чудовищные вещи. Людей, которые склоняют Купчино, обвиняют в безграмотности и невежестве.

– Гы-ы, – смеются над ними. – По Купчину, из Купчина… гы-ы… понаехали всякие, проходу от вас нет.

Те, которые говорят «по Купчино, из Купчино», считают себя интеллигентами и грамотеями.

На самом деле Купчино перестали склонять именно потому, что сюда понаехали. И именно что всякие.

До войны люди говорили «из Автова, из Пулкова». А потом перестали. Я спрашивал у одного профессора с кафедры русского языка, почему перестали.

– В связи со всеобщей расхлябанностью, – сказал профессор.

А еще профессор сказал, что до революции говорили «в Хельсинках». Мне кажется, профессор малость погорячился. Никто до революции «в Хельсинках» не говорил. Потому что до революции Хельсинки называли Гельсингфорсом. Не вызывает у меня доверия этот профессор.