до Жернева. Это такой город типа областного центра, но я туда заходить не стал — глянул только на бдительную стражу у ворот, и решил, что мне пока рановато общаться с властями. Я хоть и приоделся, прикупив в деревнях ношенную, но достаточно целую одежду, и деньги теперь есть, но в окрестностях многовато бандитов, а значит, местная стража смотрит на всех приезжих очень пристально. Не, пока не обзаведусь железной легендой, лучше буду ночевать в лесу и придорожных тавернах.

Кстати, когда обошёл город стороной, на дороге стало веселее. Такое впечатление, что город играл роль этакой плотины на дорогах между беспокойным приграничьем, наводнённым кем попало, и более спокойными районами страны. И стража попадалась на глаза заметно чаще, и народ вёл себя ощутимо увереннее. Во всяком случае, не смотрели волком при твоём приближении. Настороженность была, конечно, но не такая враждебная, а скорее привычная — вдруг ты там своровать чего решил. И постоялые дворы встречались чаще, но народ уже не так беспокоился за свою жизнь, и были заметны привычные места для стоянок, где экономные путники размещались пообедать или переночевать.

На третий день после Жернева ближе к вечеру я и свернул на одну из таких стоянок, на которой уже разместились с десяток повозок. А что, место удобное — рядом с дорогой, места много, рядом ручей. Контингент тоже привычный — пять повозок, похоже, какого-то купца. Эти и встали кучно, и народ разместился у двух костров, ожидая ужина. Остальные расположились вразнобой, и были по большей части крестьянскими телегами.

Мне одному места много не надо, так что предпочёл расположиться поближе к лесу. У меня ведь помощников и запасов нет, так что придётся самому дрова для костра рубить и таскать. Я хоть и обзавёлся топориком, но рядом со стоянками обычно всё вычищают до голых стволов, и неизвестно сколько придётся искать подходящее дерево и как далеко тащить. Но ничего, повезло, и тащить пришлось каких-то сто метров.

Ну а дальше привычно и просто — нарубить дров, развести костёр, потом нарубить лапника и сделать лежанку на ночь. И лишь потом можно было набрать воды в котелок и попробовать сварить себе что-нибудь горячее.

Пока крупа варилась, можно немного поваляться у костра, наслаждаясь теплом (всё-таки, почти ноль на улице). Соседи тоже были заняты своими делами, и друг на друга почти не обращали внимания. Лишь одна пара привлекала внимание — два мужика средних лет в дорожной одежде. Тоже сидели у костра, что-то готовили, но у одного был особый голос. Вот бывают такие люди — то ли они глуховатые, то ли голос такой, но о чём бы они ни говорили, создавалось такое впечатление, что они орут. Этот мужик был крупным, мордастым, и хотя говорили о самых обычных вещах (еда, лошадь, телега), всё равно это звучало так, словно он на своего спутника орал и грозился.

Не очень приятное общество, но я насмотрелся на всяких (и пьяных, и откровенных бандитов, и скандалистов), так что только матюгнулся сквозь зубы, и решил поесть, а потом сразу ложиться спать. Да и остальные вряд ли долго будут засиживаться.

Сидел, смакуя своё горячее варево, как вдруг горластый снова заорал.

— Нет, Вилан, ты погляди какая жопа! И отклячилась-то как, хоть щас подходи да начинай своё приятное дело, всё равно отказа не будет!

Мужик заржал как лошадь, и я невольно начал осматривать стоянку в поисках «безотказной женщины». Вообще-то, нравы здесь простые, найти сговорчивую женщину труда не составляет, но за подобные слова могут и убить. То ли у мужика крыша совсем поехала, то ли с этой женщиной и в самом деле что-то не так.

Сначала ничего не понял, потом заметил двух женщин, медленно идущих к деревьям. Одна — обычная крестьянка в платке и тулупчике. Вторая оказалась военной, но выглядела она откровенно жалко — скрюченная как столетняя бабка, она едва переставляла ноги, и при каждом движении лицо искажалось болью. Идти ей было тяжело, и она цеплялась за крестьянку, боясь оступиться на каком-нибудь сучке или камне. Что это с ней? Ранена что ли? Но почему тогда она здесь, а не в госпитале? Или… Был у меня знакомый, которого прихватил жёсткий радикулит. А может, и не радикулит, а просто защемление нерва, но пару недель мужик ходил скрюченным. И сам же, когда отпустило, рассказывал со смехом: «Иду я в туалет, за стеночку держусь. Иду и плачу, иду и плачу!» Я ещё тогда не понял, спросил дебильное — почему? А мужик хмыкнул: «Потому что терпежу нет! Такая боль от каждого движения, что орать стыдно, и слёзы сами бегут»

Может, и эту женщину так прихватило? И тоже по малой нужде пошли до кустиков, да ещё и вдвоём, потому что одна могла и не дойти? Да уж, ситуация…

Через какое-то время женщины проковыляли назад, и горластый снова начал свои комментарии. И какая задница, и какая хорошая фигура, и как бы он её поставил, и что бы он ещё сделал. В принципе, обычные мужские фантазии, но вот в этой конкретной обстановке, по отношению к больной женщине, да вслух, да ещё громко, в присутствии всех… То ли дебил, то ли извращенец.

После десятка пошлых фраз на мужика материлась чуть ли не половина лагеря, а трое самых возмущённых женщин подскочили к нему и как понесли мужика матами и упрёками… Тот попытался было отгавкаться, но против троицы разошедшихся женщин шансов у него не было. Да и немногие мужики-возничие посматривали в сторону говоруна совсем не добро, и он предпочёл заткнуться, а то ведь и прибить могут, а лес рядом. Ищи потом.

Стоянка постепенно успокоилась, люди стали укладываться спать. Можно было и мне, но настроение было капитально испорчено, и я долго крутился, пытаясь уснуть. Мысли, в основном, матерные. Я многое повидал во время своих странствий, но услышанное сегодня было очень уж гадко и подло. Крутился, вертелся, потом не выдержал и встал. Ладно, схожу посмотрю эту воячку, может, смогу чем-то помочь. В конце концов, на несколько лечебных заклинаний энергии у меня хватит даже без накопителей.

Идти было недалеко — шагов тридцать. Обычная телега, к которой привязаны пара лошадей. Причём, одна хорошая, вполне может быть и воячки. У костра сидела крестьянка, мрачно смотревшая на огонь, а воячка лежала с другой стороны костра, укрытая тёплым плащом. А вот её поза мне не понравилась — на животе. Похоже, как легла, так и не шевелилась.

На моё появление отреагировала крестьянка.

— Чего надо? — резко спросила она грубым голосом.

Я замялся.

— Я… немного понимаю в лекарском деле.

— И чо? — да уж, мне здесь не очень рады.

— Ну… могу хотя бы посмотреть.

— Много вас тут ходит… смотрельщиков!

Похоже, женщина ещё не отошла от гадких слов того мужика и готова была сорвать зло на мне. Обижаться было глупо, я повернулся уходить, и тут из-под плаща послышался глухой голос воячки.

— Не ругайся, Танела, пусть попробует. Хуже уже не будет.

Крестьянка посверлила меня взглядом, но всё-таки кивнула.

— Ладно, посмотри чего там.

Я опустился на колени рядом с воячкой, откинул с неё плащ. Ну, как я и подумал — лежит на животе, руки вдоль тела. Медицинское зрение включилось легко, и я первым делом проверил поясницу женщины. Как я и думал, воспаление. Да ещё и один позвонок деформирован и смещён из-за старой травмы, тут и сложилось — воспаление, смещение, нерв и сдавило. Боли должны быть дикие, непонятно как она вообще до леса шла. Наверное, на одной гордости, чтобы не позориться и не ходить под себя.

Можно было обойтись лечебными заклинаниями, но я их не очень люблю — больно уж у них действие бывает широкое. Частенько лечат и где надо, и где не надо, бесполезно тратя энергию. Лучше уж я своей энергией попробую конкретные места подлечить.

— Надо обнажить поясницу — негромко сказал я.

Воячка долго молчала, потом всё-таки позвала вторую.

— Танела, помоги.

Я мог бы и сам задрать куртку с рубахой, приспустить штаны, но иногда у женщин проявляется непонятная стеснительность. Хотя, чего стесняться — я ведь сейчас в роли доктора, и всё равно увижу и нижнее бельё, и голое тело, но…

Танела обожгла меня взглядом.

— Отвернись!

Я покорно отвернулся к костру, и несколько минут слышались только шорох одежды и невольные стоны воячки. Наконец, мне разрешили повернуться. И чего было стесняться? Вот край рубахи из довольно хорошей ткани, вот виднеется верх кальсон.

Женщина обнажилась с запасом, и теперь было видно голое тело от середины спины и до середины ягодиц. Я с невольным трепетом положил