делает их высокомерными, ощущение превосходства туманит разум. Да и ты сама мечтала доучиться в пансионате!

— Мечтала, когда была на равных с другими девушками. Ты видела их лица в тот день, как прибыл экипаж Академии? Мне не будет житья там. А соседи? Наверняка сейчас презирают меня. Они же так благоговеют перед драконами, что еще могут пожалеть Хрусталева.

— Ну уж нет! — подняла голос Матильда. — Ты несправедлива к ним.

— Что же они говорят?

Она снова замялась.

— Я одна знаю все детали произошедшего, для остального мира этот подонок Хрусталев напал на сударыню Стрелицкую из-за предубеждения к человеческому роду, и ранил, не смертельно.

Конечно, Клеверов и Круторогов изрядно постарались, чтобы скрыть как можно больше, особенно степень опасности нанесенных ран. Человек бы от такого не оправился!

— И как отреагировали Калмыковы, Никольские, Селивановы?

— Они возмутились, но посчитали, что попечители поступили верно, и отчисление негодяев полностью соответствует тяжести их проступка. Еще и восхищались, на какие меры драконы идут ради одной смертной девушки! Никольская так вообще передала тебе пачку писем, ей произошедшее кажется романтическим приключением.

Тяжело вздохнула, подумав, с какими дураками жила по соседству. И не ответить нельзя, нужно поддерживать хорошие отношения с ними ради положения опекунши в их местном обществе. Да и сама я, возможно, однажды вернусь туда, так что лучше проявить сдержанность. Тем более никто не должен ничего заподозрить.

— Я не могу уехать сейчас, милая госпожа Стрелицая, это будет означать мое поражение. Я должна учиться, несмотря ни на что, получить диплом Академии, который не достанется Хрусталеву, и доказать, что смертные тоже имеют право на уважение в этом мире.

В ее глазах безошибочно уловила гордость.

— Наверное, ты права. Уважают только сильных, слабым не выжить. Ты у меня сильная. Но, — ее взгляд снова посуровел, — я не оставлю тебя до окончания разбирательства, мы вместе пройдем через это испытание. Правда на твоей стороне, и пришло время торжества справедливости по отношению к нам, смертным!

Вновь испытала прилив благодарности к женщине, заменившей мне мать. Ах да, насчет моих родителей!

— До разбирательства у нас еще есть время, а пока я хотела бы задать вам один важный для меня вопрос. Позволите? Или сначала заказать вам обед? Его могут доставить прямо сюда.

— Не откажусь, моя милая. Дорога была утомительной, но я не останавливалась в гостиницах, так стремилась приехать к тебе.

Вызвала служанку, распорядилась подать нам обед, и усадила опекуншу за стол. Она оглядывала комнату, одобрительно отзываясь об обстановке, а когда принесли яства — удивленно замолчала.

— Надо же. Они специально так стараются для тебя?

— Нет, что вы, это обычный обед для учеников, не желающих посещать столовую. Здесь насчет еды нет жесткой дисциплины, ее можно получить в любое время и в неограниченном количестве.

Матильда опустила глаза, видимо, вспоминая, как тяжело приходилось три года назад, когда в наших краях возник голод из-за неурожая.

— Да, ценить нужно такое место, как Академия. Прости за те эмоции, я просто боюсь, что с тобой что-то случится. Я берегла тебя, как могла, с того самого дня, а потом…

— Все хорошо, я вас понимаю. Попробуйте рагу, оно изумительно!

Едой и милыми улыбками я задобрила Матильду, надеясь, что она достаточно расслабилась, и только тогда задала волнующий меня вопрос:

— В целительском корпусе я видела странные сны, на грани безумия и яви. В них мои родители были живы, и за недолгий срок я будто прожила с ними целую жизнь. Но, полагаю, это было действие снадобий и сильнейшего потрясения. Так вот, — провела сухим языком по губам, переходя от лжи к самому вопросу, — могли бы вы мне рассказать все, что знаете о моих отце и матери, чтобы я могла наконец отличить выдумки от правды.

Растерянность, жалость, нежность — эмоции одна за другой отразились на ее лице, прежде чем она ответила.

— Конечно, сейчас я помогу тебе все вспомнить. Ваша семья переехала в наши края за два месяца до той трагедии, — она судорожно сглотнула, но нашла силы продолжить рассказ. — Твой отец — Мефодий Коледин — был инженером, и устроился на работу к Калмыковым на их фабрику. Людмила Коледина пошла ко мне в пансионат, учительницей. У нее было образование, и талант ладить с детьми. Они снимали комнату неподалеку, держались обособленно, хотя и безукоризненно вежливо и достойно. Я постоянно удивлялась, откуда у простой семьи столько благородства в манерах, так что они быстро завоевали всеобщую приязнь и одобрение. Ты же постоянно болела, и по этой причине оставалась дома, под присмотром хозяйки доходного дома за отдельную плату. Скажу честно, до пожара я видела тебя лишь единожды.

Интересно… Господин Круторогов сказал, его доверенные слуги поселились со мной на севере, но почему потом уехали? Сбежали? Кто-то что-то заподозрил? И зачем было выставлять меня больной? Наверное, чтобы предельно изолировать от общества, скрывать, пока опасность не минёт.

— А потом в наш провинциальный театр привезли знаменитый спектакль Малого театра имени его величества крола Пшемысла Казимирова. Я знала, что твоя мать любит искусство, и походатайствовала за нее перед нашим воеводой Косминским. Чтобы задобрить такую отменную учительницу, оставить ее преподавать в нашем пансионате, воевода выделил три дополнительных билета, и после долгих колебаний (я так и не поняла, почему Коледины не хотели брать подарок) мы все вместе отправились смотреть известный спектакль.

Она замолчала, вспоминая тот кошмар, и я вдруг поняла кое-что важное: все эти годы я жалела себя, считая, что потеряла больше всех, что больнее всего пришлось мне. Но я была ребенком, и мало что помнила, а вот Матильда запомнила все до мелочей: бушующее пламя, крики, смерть.

— Как это было, — спросила слабым шепотом.

— Мне нужно было отлучиться для беседы с важной персоной из совета попечителей воеводства. Я надеялась на денежную помощь пансионату, и мы с ней весьма приятно побеседовали в ее ложе, как вдруг почувствовали запах гари. Актеры играли на сцене, публика затаила дыхание (нас не часто баловали подобными представлениями), и люди не сразу обратили внимание на дым. Но раздались первые крики, в мгновение ока все подскочили, образовалась давка, шум. Я пыталась пробиться к вам, но пожар с неестественной силой и скоростью расползался, люди задыхались от ядовитого газа. Пока я добежала до лестницы, стали осыпаться балки. Представляешь ярость огня! Следствие показало, что в театре злостно нарушали все возможные правила пожарной безопасности: якобы и запасных выходов не было предусмотрено, и лестницы были слишком узкими для большого скопления людей, и расстояние между рядами стульев было непозволительно