стилистическими и т. п. Когда такого рода исправления делал в своих стихах Пушкин, взыскательный художник, мотивы их могут быть нам понятны. Не касаемся пока вопроса, насколько прочны были в глазах самого Пушкина такие исправления, насколько они окончательны, усвоены ли они текстом Пушкина непререкаемо и т. д. Но когда такие исправления производил в стихах Пушкина Жуковский, то мотивы их почти не воспринимаются нами. Даже дружеская приязнь Жуковского к Пушкину не может ни в какой мере оправдать его притязания на исправление текста.

Обозрение исправлений второй категории начнем с перечисления мелких изменений в отдельных стихах. Таких мелких изменений, являющихся отступлениями посмертной редакции от окончательной, насчитывается всего 13.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Касательно исправлений в ст. 4 (пришел вм. пришед) и ст. 8 (ловит вм. ломит) должно заметить, что предлагаемые писарской копией чтения являются результатом не исправления, а просто неверного чтения оригинала. Относительно некоторых исправлений, в силу их крайней незначительности было бы, быть может, рискованно устанавливать по почерку, кем они сделаны — так в ст. 159 и вместо но, в ст. 289–290 — простая перестановка слов. Но относительно некоторых исправлений можно с полной уверенностью утверждать по их почерку, что они сделаны никем другим, как Жуковским. В этом нет сомнений для всякого, знающего руку Жуковского. Таковы писанные им слова «уж как-то» (вм. к тому же — ст. 111), в Коломне (вм… в чулане ст. 119), покойнице (вм. почиющей — ст. 121) и т. д. Не будем теряться в изыскании мотивов, по которым Жуковский обратил чулан в Коломну, пренебрег словом почиющей и т. д. Для нашей цели достаточно лишь констатировать, что исправления сделаны Жуковским[9].

Более крупные изменения были сделаны в писарской копии в трех случаях:

1) в ст. 136–158 (мечты Евгения),

2) в ст. 179–199 (описание наводнения),

3) в ст. 370–374 (Евгений в чудной, внутренней тревоге)

1. Ст. 136–158 подверглись значительному изменению. Их содержание в окончательной редакции мысли Евгения о чине, о подъеме воды, о погоде, о мостах, об огорчении Параши (136–141) и его мечты о семейной жизни и о безоблачном семейном счастье (142–158). Мечты не нашли места в посмертной редакции, и ст. 144–158 в писарской копии оказались зачеркнутыми. Устранение этих стихов вызвало необходимость в изменении связанных с ними стихов 136–143. Эти стихи тоже перечеркнуты и тут же в рукописи выправлены.

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

При исключении мечтаний Евгения в посмертной редакции совсем неуместным оказался неисправленный ст. 159

⠀⠀ ⠀⠀

Так он мечтал

⠀⠀ ⠀⠀

Как раз ничего такого, что можно было бы охарактеризовать, как мечтания, не осталось в предшествующих, явившихся результатом исправлений стихах посмертной редакции. Ясное доказательство, что исправления, сделанные на этот раз Пушкиным, не были доведены до конца и не подлежали введению в окончательный текст.

2. Существенная и стол же неокончательные изменения внесены и в описание самого наводнения (179–199).

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Исправления в этих стихах были сделаны Пушкиным, но Жуковский все же прошелся по этим исправлениям. Так ему принадлежит ст. 193 — Садки под мокрой пеленой. Надо отметить, этот вариант Жуковского явился в результате неверного чтения, записанного тут же Пушкиным варианта этого зачеркнутого в копии ст. 193 — лодки под мокрой пеленой. Действительно в "садках, покрытых мокрой пеленой", нет смысла. Относительно исправлений, сделанных Пушкиным, должно заметить, что Пушкин, исправляя текст окончательной редакции, возвращался к вариантам, однажды взвешенным и откинутым.

Так вариант ст. 182 (И вдруг, как зверь, остервенясь) был уже в автографе беловои редакции, сравнение волн с ворами (Как воры, волны) уже было сделано в том же автографе. Не лишено интереса подчеркнуть, что это сравнение волн с ворами связывалось с иным началом стиха «И страх и смех / Как воры, волны». В исправленном тексте писарской копии осталось некоторое несоответствие «Осада! Приступ! Злые волны, как воры, и т. д.» Доказательство, что исправление не должно быть считаемо окончательным.

3. Совершенно неудачно выправлены ст. 370 — 373

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

Исправления писарской копии значительно искажают смысл, в автографе «но он не примечал» связано с «его стегали», а это последнее поясняется указанием причины. Стегали, потому что все казалось ему дорогой. При исправлении вышел кривой смысл: стегали, потому что не разбирал дороги. «Казалось — он не примечал». Непонятно, чего он не примечал? Если не разбирал, то значит не примечал. И затем исправление внесло прозаизм в текст повести — оглушен шумом внутренней тревоги. Сразу оскудело содержание ст. 373–374. Можно ли считать такое исправление совершенным и окончательным?

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀

V

⠀⠀ ⠀⠀

Наблюдения над исправлениями второй категории дополняют и укрепляют тот вывод, к которому привело нас изучение исправлений первой категории. Вынужденный произвести опыт исправления текста, признанного им окончательным, Пушкин начал править текст, переписанный писцом, в местах, указанных цензурой, попутно пробовал внести кое-какие изменения и в стихи, не привлекшие внимания цензуры, но не довел до конца ни тех, ни других исправлений. Отмеченные нами особенности исправлений, сделанных Пушкиным, таковы, что не только не дают оснований к признанию их за окончательные, подлежащие внесению в текст, но наоборот исключают возможность защиты такого положения. Пушкин не довел до конца дела исправления: закончил и завершил его, как мы видели, Жуковский, проявивший при этом удивительно своеобразное отношение к творчеству Пушкина.

Для современного издателя «Медного всадника» работа Жуковского не имеет никакой цены и должна быть отметена при воспроизведении текста — утверждение, не требующее доказательств. Но как должен отнестись современный издатель к следам работы Пушкина в писарской копии?

Перед нами два источника текста «Медного Всадника» — та окончательная редакция, которую находим в автографе поэта, и та посмертная редакция, которую дает писарская копия. О первой мы достоверно знаем, что именно ее Пушкин признал окончательной и желал видеть в печати, что эта именно редакция плод свободного творчества поэта. О второй редакции мы достоверно знаем, что своим возникновением она обязана акту цензурного насилия, что она не улучшала, а ухудшала текст, что эта редакция — исправленная и искаженная — не может быть признана законченной, не может быть сочтена последним словом исправлений. Последнее слово исправления и искажения текста принадлежит Жуковскому, а Пушкин бросил работу на полдороге. Нет двух ответов на вопрос: ежели бы в момент прекращения работы по оцензурению «Медного