ничуть не смущаясь ни вспышек, ни взглядов, наклонился к корреспондентке – мягкие губы, мятная жвачка, отражение в остекленевших глазах – и отстранился, ласково проводя ладонью по рыжим волосам. Когда он развернулся и пошёл прочь, никто не сумел ни остановить его, ни преградить дорогу. Девчонка с микрофоном застыла, кончиками пальцев прикасаясь к губам; за ухом у неё горел ярко-розовый цветок со сладким запахом.

Олеандр.

– А теперь – тактическое отступление, – весело произнёс Йен, ныряя в переулок. Белое пальто побурело, слилось с фоном, коты беспокойно завозились, прячась поглубже. – Если интуиция меня не обманывает, а она всегда была моей сильной стороной, девочки, то скоро здесь будет довольно людно.

Мы углубились в хитросплетения ходов между старинными домами. Через некоторое время звуки большой улицы снова отрезало, словно стеклянным колпаком, а небо засияло бледным сиреневым светом.

«Каверна?»

– Очень удобно – можно пройти, не оставив следов. Вот эта, например, очень старая, ей века три, не меньше. И мало кто решится срезать через неё путь.

Я хотела спросить почему, но как раз пока он договаривал, поперёк прохода вывалилось щупальце цвета варёного мяса. Йен по-кошачьи брезгливо дёрнул уголком рта.

«Эта штука… опасна?»

– Для меня – нет, – вздохнул он, по-простому перешагивая щупальце. Оно дрыгнулось, как желе, но агрессии не проявило. – Скажем так, мы друг другом взаимно пренебрегаем, ибо удовлетворение от предполагаемой победы не стоит неизбежных убытков. Меня, знаешь ли, не так легко переварить. Но другие, не столь ядовитые цветы этот паразит с наслаждением пожирает… А вот и наша станция.

Брусчатка под ногами действительно двинулась, как подножка вагона, и Йен спрыгнул с неё – аккурат на улицу неподалёку от моего дома. Я узнала кондитерскую, уже почему-то закрытую, и круглосуточную пиццерию на другой стороне – практически пустую.

– Временная лакуна. Многие древние каверны грешат этим. Зло, когда ты спешишь, и благо – когда нужно срочно исчезнуть на несколько часов. Бесследно, – с усмешкой добавил он.

Я не придумала, что ответить; пожалуй, мне было уже всё равно – слишком много впечатлений, событий и знаний.

Мы беспрепятственно пересекли улицу, прошли через арку и через двор, почти неузнаваемый ночью. Дверь подъезда Йен открыл моей карточкой, поднялся по лестнице, игнорируя лифт, и примерно посередине, между десятым и одиннадцатым этажами, высадил котов.

– Ну же, мальчики, – ласково упрекнул он их. Серый кот вытирался о его сапоги; второй, с рваным ухом, просто пялился глазами-плошками, душераздирающе и печально. – Я не могу вас взять. Это не мой дом.

Да он просто сама скромность – не претендует на мою квартиру, только на голову.

Последнюю мысль Йен то ли не услышал, то ли проигнорировал. Кошаки так и остались – обживать лестницу, а он буквально взлетел наверх, едва касаясь ступеней, картой отомкнул замок и замер, втягивая ноздрями воздух. Меня волной окатили чужие чувства, более ярко, чем раньше – неуверенность, сожаление, печаль, страх.

– Часа полтора у нас ещё есть. Ты ведь не против, если мы сделаем рокировку чуть попозже, сердце моё? – спросил он неожиданно тихо.

Не было нужды объяснять почему.

Он изголодался по жизни. Не столько по плотским удовольствиям, которые вспоминал по поводу и без, сколько по самому ощущению бытия. Любые прикосновения, запахи, перепады температур – всё вызвало острый отклик. Салли хватило нескольких секунд, чтобы надышаться, она выполнила задачу и хладнокровно отступила, когда понадобилось.

Йен медлил.

«Только если немного, – разрешила я. – И никакой выпивки. Есть подозрение, что раз тело моё, похмелье тоже будет моим».

– Проницательно, – усмехнулся он. – Но, пожалуй, и для меня тоже вино будет излишним. Я и так пьян.

«Эй, где ты у меня видел вино?»

– И тем более коньяк. Кстати, я говорил, что у этого юноши, Дино, исключительно дурной вкус? Совершенно не умеет выбирать подарки, бедный котёночек.

Отшучиваясь, Йен успел пристроить мою сумку с ноутбуком на вешалке, стянуть и бросить посреди коридора сапоги, пальто, цилиндр и перчатки. Его путь на кухню был отмечен на полу рубашкой, жилетом и брюками – и тут я пожалела, что не могу ни зажмуриться, ни отвернуться, потому что нижнее бельё чокнутый чародей, видимо, принципиально не признавал.

«Ты…»

– Ханжа, – вздохнул он, накидывая на плечи шёлковый халат. У меня такого не водилось точно, даже в те времена, когда я надеялась, что с Дино у нас что-то получится. – Я думал, что успел поработать с твоим чувством прекрасного.

Да уж, вот бы ещё кто-то поработал с твоим чувством меры… Голубой фон, красные птицы – неужели такое правда кому-то нравится?

«Откуда берутся все эти безумные тряпки, кстати?»

– О, Великий Хранитель, я не желаю слышать упрёки от женщины, которая не подозревает о существовании каких-либо цветов, кроме чёрного, – закатил он глаза. Но всё-таки ответил на вопрос: – Это чары. Вещество можно взять из каверны или собрать понемногу вокруг себя, а затем остаётся лишь его трансформировать.

«С телом то же самое?»

– Почти, – уклончиво ответил он. – Первое, чему учатся чародеи – управлять своим собственным телом. Сейчас я некоторым образом в гостях, и контроль, увы, не совершенен. Поэтому не переживай, моя отрада: как только произойдёт рокировка, твой облик станет прежним. Хотя несколько розовых прядей тебе бы только добавили пикантности, если ты хочешь знать моё мнение.

«Спасибо, обойдусь. С чувством прекрасного, как мы уже выяснили, у меня не очень».

На моей кухне Йен хозяйничал, как на своей собственной. Когда он выудил из недр шкафа медный ковшик, я даже удивилась, потому что уверена была, что оставила его в старых апартаментах. Тактильные ощущения доносились до меня хуже, чем ольфакторные; аромат какао из открытой банки на несколько секунд перебил остальные впечатления. А уж когда он выдвинул ящик со специями…

«Почему… запахи…»

Я не смогла точно сформулировать, что меня смутило, однако Йен понял.

– Благовония не зря приносили в жертву богам. Не всякие ароматы достигают тонких планов, но курения, изысканная пища, цветы и фрукты, кровь, кости и пряности – почти всегда, – ответил он, помешивая горячий шоколад. Судя по количеству сахара и сливок, это была диабетическая бомба. – Что ж, раз твоя чувствительность обострилась, значит, времени у меня не столь много.

Кроме обострившегося