С бронепоезда меня перевели комиссаром стрелковой бригады Второй Верхнеудинской дивизии, потом комиссаром этой дивизии, затем я продолжал борьбу с семеновцами, белогвардейцами и японцами в должности комиссара штаба Народно-Революционной армии ДВР, которой командовал Василий Константинович Блюхер. Я работал совместно с ним почти год и закончил Гражданскую войну на Дальнем Востоке комиссаром 17-го Приморского корпуса. (К этому времени уже был освобожден полностью Дальний Восток и с ним город Владивосток)».

От армейских партийных организаций Дальнего Востока отец был избран делегатом X съезда РКП(б). Вместе с ним в одном купе в Москву приехал комиссар Александр Булыга, который впоследствии стал известен как писатель Александр Фадеев. Узнав о вспыхнувшем в Кронштадте мятеже, они вместе, в числе трех сотен добровольцев, тут же отправились в Петроград. Революционный энтузиазм был настолько велик, что все, начиная от руководившего операцией Тухачевского до рядовых бойцов, горели одним желанием: поскорее покончить с мятежным Кронштадтом.

Когда гарнизон Кронштадта сложил оружие, делегаты партсъезда (те, кто остался в живых) вернулись в Москву. В Свердловском зале Кремля Ленин сделал сообщение о замене продразверстки продналогом, по существу повторив свой доклад на съезде. После его выступления кто-то из делегатов предложил сфотографироваться. Ленин охотно согласился.

В архиве отца бережно хранилась эта историческая фотография.

Уже в молодости отец стремился обрести качества, которые соответствовали его личностному идеалу: целеустремленность, организованность, умение выстроить деловой ритм жизни. Казалось бы, отойдя от дел и находясь в отставке, он мог позволить себе расслабиться, вставать позднее, отказаться от соблюдения отработанного годами режима дня, отвлекаться на какие-то второстепенные и малозначительные бытовые дела, затягивать чаепития или вести долгие телефонные разговоры… На самом же деле он подчинил весь ритм своей жизни решению поставленной самому себе задачи. Как говорила мама, у папы всегда был свой план!

Занимаясь довоенным архивом отца, пролистывая письма, тезисы выступлений, я наткнулась на пожелтевшую от времени папку с надписью «1923 г., Никольск-Уссурийск».

После окончания Гражданской войны отец состоял в должности военного комиссара 17-го Приморского стрелкового корпуса на Дальнем Востоке. Среди прочего мое внимание сразу привлекли написанные редкими в употреблении красными чернилами строчки. Он процитировал понравившуюся ему мысль некоего полковника французской армии: «Взамен технической подготовки я выдвигаю усовершенствование сердца, потому что ведь не пушки и не ружья сражаются, а человек». Зная о перипетиях жизненного пути отца, о своеобразии его полководческого дарования, думаю, что по всей вероятности, эта мысль подкрепила его собственные суждения о значимости человеческого фактора на войне.

Комиссарская работа отца, если судить по сохранившимся документам, была прежде всего воспитательной. Я выбрала для публикации фрагменты из дневников комиссара Конева 20-х годов, с разных сторон раскрывающих важнейшую для него тему «Воспитание красноармейца». Мне кажется, что сформулированные отцом тезисы созвучны и нашему времени. В них – констатация разлома между старым и новым в армейской жизни, энергетика поиска, вскормленная революционным временем жажда всего и сразу.

Молодой комиссар испытывает потребность описать эпоху, особенности политической жизни страны, опираясь на авторитеты, используя мысли своих наставников – большевиков:

«Переживаемая эпоха характеризуется наибольшим обострением классовых противоречий внутри страны и вовне, борьбой между сильными государствами за рынки, владение колониями, господство над морями. Эти обострения временно сглаживаются, заглушаются, но неминуемо повлекут за собой величайшие потрясения, взрыв новых войн».

Он размышляет о военной технике, обобщает качества, необходимые солдату в условиях современного боя:

«Групповая тактика и применение автоматического оружия, с его массовым и разрушительным действием, требуют большой военной выучки, самостоятельности, полного самообладания, моральной устойчивости и готовности бороться за идею советской власти… Не зря французская и английская периодическая печать пестрит сообщениями о значении в современных условиях боя «морального воспитания солдата».

Довольно значительные фрагменты в комиссарской тетради отца посвящены воспитательному значению воинского строя. Конечно, сугубо гражданским человеком, который никогда не служил в армии, строй воспринимается скорее с парадной стороны (почетные караулы, праздничные акции), а такие его непарадные стороны, как муштра, окрики, жесткость команд, более очевидны тем, кто прошел армейскую школу. Впрочем, выправка и сноровка построенных для военных парадов солдат, офицеров, генералов – предмет нашей национальной гордости и сегодня. Всегда вспоминаю красоту и легкость строевого шага отца на Параде Победы в 1945-м году.

За двадцать с лишним лет до знаменитого парада отец записал свое мнение о красоте воинского строя:

«Строй, конечно, не должен явиться воспроизведением старых печальных традиций плацпарадности. Строем мы занимаемся и теперь, и не без увлечения. Строй нами понимается не как механическая, самодовлеющая форма, оторванная от общей воспитательной работы. Этот взгляд должен быть изменен. Строй должен иметь и воспитательное значение: постоянное разумное упражнение в сомкнутом строю, в равнении, в приемах, он вырабатывает точность и правильность движений, напряженность внимания, чувство времени, но, кроме того, он, что важнее, вырабатывает умение, когда нужно, ограничивать свою волю, согласовывать свои движения и действия с движениями и действиями товарищей; он вырабатывает чувство локтя, единства, без которого не может быть коллективного действия. Стройным должен быть не только строй, вся военная жизнь насквозь должна быть проникнута стройностью».

Отец не раз возвращался и к теме взаимоотношений людей на войне, отношениям начальника и подчиненного. В годы Великой Отечественной ему удалось создать атмосферу доверительности, товарищества и в то же время требовательности по отношению к тем людям, которые вместе с ним решали боевые задачи, прежде всего к командармам, начальникам штабов, разного рода служб. В книге мемуаров «Сорок пятый год» он постарался запечатлеть портреты своих боевых соратников, привел детали, которые раскрывали своеобразие той или иной личности.

Рассуждения на тему, остро волновавшую молодого комиссара Конева, можно найти и в записях, сделанных им еще на заре военной карьеры:

«Взаимоотношения начальника и подчиненного должны покоиться целиком на основе единства целей, долга и товарищества. Тут важную роль играет принцип, положенный начальником в основу взаимоотношений с подчиненным. Прежде всего не должны нарушаться права красноармейца как гражданина. Нужно устранить пережитки старого, привнесенного в Красную Армию в форме денщичества и личного использования солдат. Это есть яркий образчик нарушения прав гражданина. Нужно добавить, что в этом вопросе у нас нет особенно четкой линии: наши отношения являют крайности, с одной стороны грубость, цукание, с другой – панибратство и фамильярность, все это отражается на внутреннем единстве в части и на дисциплине.