как я понимаю, и они всего лишь переходная версия, предназначенная для рождения следующего поколения — тех, кто наследует Землю.

— А ты откуда все это знаешь? Понятно. Они не скрывали от тебя ничего, так как завтра для нас это уже не будет иметь никакого значения?

Светлана с грустью посмотрела мне в глаза.

— Нет, Антон. Это будет иметь значение. Мы, ты и я, и еще какой-то процент населения останется обычными людьми.

— Если все вдруг станут умными и честными, аки ангелы, то мы им зачем?

Светлана пожала плечами и замерла, уставившись в одну точку. Помолчали.

— Извини, за укол. Я должна была его сделать. Теперь тебя видят, это как пропуск, чип. Я не знаю, зачем им мы, но нам сохранят жизнь, достойную, мы сможем развиваться и заниматься тем, что нам нравится, но не сможем размножаться, не сможем рожать детей.

— У нас их и так нет. Мы с тобой одни на этом свете.

— В том то и вопрос, что уже не одни. Я все хотела тебе сказать, но не было подходящего случая.

Я замер, пытаясь сложить два плюс два. Неожиданно. Ведь у нас несколько лет не получалось, а теперь в самый исторический момент планеты…

— Да к черту! У нас будет ребенок! — Я обнял свою уставшую, испуганную, но бесконечно любимую жену. — Я рад, очень рад, из меня выйдет чудесный никчемный папаша, но мы справимся.

— Если позволят справиться, — она отрешенно покачала головой, — если они нам позволят…

Я встал, открыл нижний шкафчик, достал початую бутылку виски, посмотрел на нее и поставил обратно.

— А что же дальше? Света, что нас ждет?

— Не знаю, скажут, наверное. Резервации откроют.

— Какие резервации?

— Закрытая стройка около леса и еще сотни таких же по всей планете.

— А я думал какой-то правительственный аэропорт строят. А, так это для них.

— Нет, Антон, это для нас. В резервации будем жить мы.

Эпилог

Мы привыкли. Человек вообще ко всему привыкает быстро, особенно к не самому плохому. Жилье было удобным, отдельным. Небольшие уютные домики. Работы не было, денег тоже. Вода, свет, продукты на круглосуточном открытом складе, заходи и бери. Из обязанностей, только самообслуживание для поддержания чистоты и порядка. Если что-то кончается или что-то надо, Степашки привезут.

Школ, поликлиник, больниц не было, но за полгода нашего пребывания никто не заболел. Телевидения, интернета и радио не было, но были шикарные библиотеки, фонотеки и небольшие домики-кинотеатры. Мы устраивали литературные вечера и танцы.

Моя жена ходила уже с большим животом, но никто из Степашек не обращал на это внимания, и я успокоился. Меня очень интересовали те, что на небе. Но их никто не видел. Единственный раз, когда их тарелки материализовались над поселком, и все. Эх, не так Голливуд показывал захват земли… Совсем не так… Обошлось без роботов, без космических монстров, без сжигающих лазеров, просто при помощи самих людей.

Светлана ко всему привыкла, успокоилась и ходила довольная, посылая меня на склад то за клубникой, то за селедкой с ананасом. А я думал, все думал, сколько таких резерваций в мире, сколько нас осталось, нас неидеальных людей? Двадцать процентов он населения? Больше? Меньше? Куда периодически исчезают люди? Все ли из нас люди? И что будет, если попробовать выйти за стену?