Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот антимарианиты говорят, что иконы и образа суть язычество, — говорил руг, — а я так скажу — чушь все это. Никто из христиан не поклоняется образам, — и, кстати, язычники на севере не тоже поклоняются идолам. Тот же Редвальд, самозваный император тюрингов и саксов, прекрасно понимает, что Водан или Ругевит не сидят в дереве, как и Господь с Богородицей и архангелы не сидят в иконе. Но через образа мы устанавливаем связь с Богом и святыми. А еще он помогает в бою — видишь царапину , сын конунга? Это фризский скрамасакс вскользь прошел. А если бы не образ — вспорол бы он мне в грудь и не разговаривали бы мы с тобой. Вот видишь, сколько пользы от образов!
Последние слова он произнес особенно громко, перекрывая царивший вокруг шум и грянувший со всех сторон хохот показал, что воины этерии оценили шутку своего предводителя. Смеялся и Михаил, вообще любивший слушать наставника.
— Ты рассказывал, что у вас есть свои победители драконов, — напомнил он, — Зигфрид и Беовульф и этот, как его, Тор.
— Да, — кивнул Асмунд, — и я, когда был даже младше чем ты, любил слушать рассказы о богах и героях, когда данские и свейские торговцы посещали наш остров. Но однажды даны пришли не с торговлей, но с войной — и на носах их кораблей скалились те самые драконы, которых, по их же словам, убивали их герои-змееборцы. Меня пленили и продали в рабство во Фризию — и я, лишь, убив своего хозяина, бежал на юг, где и стал тем, кого ты видишь сейчас. Лишь крестившись я понял, почему те, кто славит героев-драконоборцев, одновременно поднимает на щит злобных змеев. Никто из тех героев не побеждает змея до конца — даже убив его, он несет в себе языческую скверну, что в итоге убивает героя и даже бога. Так Тор-Громовержец, сразив Йормунганда, падает отравленный его же ядом. Так Зигфрид, омывшись кровью дракона, становится неуязвимым и возгордившись тем, также падет в своей гордыне. И даже здешний Геракл — разве не погибнет он в итоге от яда убитой им же Лернейской гидры? В то время как Михаил-Архангел, Георгий Победоносец, Феодор-Стратилат, не просто сражают змея, но и яд его не уязвляет их, как не уязвит он и Господа, когда в конце времен, он поразит своим мечом Левиафана, змея извивающегося. Так выпьем же за них — когда с нами святые драконоборцы все силы ада не в силах навредить Христову воинству. И твой отец, выступив против зла, непременно вернется домой с победой.
Он вскинул рог, окованный золотом, наполненный медом и залпом осушил его. Впрочем, следом поднимались все новые и новые рога — в честь святых и ангелов, которых сегодня чтили эти храбрые воины: Михаила-Архангела и Георгия Победоносца, Федора Стратилата и Феодора Тирона. Поднимались тосты и за императора и за его супругу и наследника — так что и сам цесаревич, не в силах оставить без ответа славящие его отовсюду речи, несмотря на все старания Асмунда, все же захмелел. Молодой человек громче всех подпевал пьяным песням германцев, сам выкрикивал все новые воинственные тосты и смеясь звучавшим со всех сторон грубым шуткам наемников. В конце концов, Асмунд велел Генриху отвести захмелевшего цесаревича во дворец. Там сакс препоручил Михаила дворцовой страже, что спешно доставила наследника в его опочивальню. Едва голова молодого человека коснулась подушки, так он тут же провалился в глубокий сон, прямо в одежде.
Проснулся он только к полудню, с раскалывающейся головой и мерзким ощущением во рту. Однако еще более тягостным было видеть мать, стоявшую у изголовья кровати, с застывшим, будто окаменевшим лицом. Едва глянув на Ирину, Михаил понял, что ее скорбь вызвана вовсе не его плачевным состоянием, что причина печали куда глубже.
— Вставай, сын мой, — сказала она, — горестные вести принес этот день. Твой отец, басилевс Константин, погиб на Дунае, у стен Сингидунума. Отныне ты — император.
Воля кагана
— Значит, ты ручаешься, что он мертв?
Сидя на троне, с подлокотниками в виде припавших грифонов, Эрнак сверху вниз смотрел на стоявшего перед ним мужчину. Высокий и крепкий,