впереди нее шагах в пяти таз валяется. Ну, и белье рассеяно по земле. Вскакивает она, лицо очумелое. Муж выбежал. Она ему кричит:

— Ружье тащи, ружье! Вон она сидит!

Гляжу за ее рукой — посреди их двора кошка сидит. Как потом объяснили, жена Семенова вышла белье вешать, а кошка эта самая то ли бросилась, то ли подвернулась ей под ноги. Та и покатилась… Ну вот. А что до кошки, то верно: когда на нее глядишь, как-то нехорошо тебе делается. Я почувствовал. Или, может, легенд переслушался… Но это неважно. Интересно вот что: у меня ружье тоже недалеко было, и я, из озорства, решил Семену помочь. В общем, грянули мы одновременно в эту кошку из двух ружей… и не попали. Вот что непостижимо. Я-то стрелок очень даже неплохой, не хвалюсь. А уж Семен — куда лучше. Да и было-то до этой кошки шагов десять, много — двенадцать. Как мы в нее не попали?..

— А кошка что?

— А что ей? Говорю же, не попали. Убежала на пустырь. Оставила народу еще одну легенду. Жена Семена всем разнесла. Со многими украшениями… Вот такая кошка… Если это та кошка была… Хотя — какая разница.

— И больше ты ее не видел?

— Я — нет. Да и другие ее редко видят. У нас тут вообще кошек мало. Ну, встречал ее еще кто-то. А был тут такой персонаж, Сашка-сумасшедший, так он бегал по деревне и всех уверял, что эта кошка — его сестра и что она — ведьма. Ну, в это никто вообще не верит. Кошку считают, естественно, за кошку, только что странную.

— А Сашка — это что?

— Да его сейчас нету. В психушке, наверное. По крайней мере, давно я его не видал. Он тоже не коренной житель. Приехал сюда лет восемь назад, тоже дом построил. Жил да жил. Один. Без всякой сестры, конечно. Хотя родня у него какая-то в городе была, он вечно туда овощи возил. Ну вот. А чокнулся в позапрошлом году. Вот, кстати, единственный странный случай с деревенскими. Если, конечно, не сочиняет. Знаешь, как чокнулся?

— ?..

— Шел от станции домой, и встретился ему конь. Черный. И как-то этот конь себя так повел, что Сашка начал его преследовать. Гонялся он за ним, гонялся. А тот вроде бы и не убегает особо, но и к себе близко не подпускает. Сашка злится. И, главное, у коня ноги связаны были. Стреноженный. Иначе, конечно, Сашка бы за ним нипочем не побежал. А так — надежда поймать была. Где он его гонял — не помнит. Только помнит, они до той рощи (Петр махнул рукой на видневшуюся вдали, за станцией, за долгим кукурузным полем, рощицу) добрались. Там полянка есть, из нее только один выход. Вот Сашка исхитрился, и на эту поляну коня и направил. Думает, вот и все. Дорогу коню загородил. Тогда конь обернулся к нему и спросил:

— Ну что, догнал?..

Это Сашка потом на бумаге написал, когда к нему приставали, что да как. Он онемел, с полгода не разговаривал. А когда опять заговорил, сразу поняли, что он свихнулся.

— Да-а…

— Но больше этого коня здесь никогда не было; да и раньше никогда. Потому легенда не развилась.

— Я тоже вчера кошку вашу видел.

— Да ну?

— Ночью.

И я рассказал Петру кусок вчерашней истории, благоразумно опустив ее начало. Остановился я на том, что вляпался в ил (во время рассказа я по привычке засунул руку в карман и нащупал там вчерашние находки, о которых, честно говоря, начисто забыл. И то, что я вспомнил о них, почему-то удержало меня от подробного рассказа о дальнейших чудесах. Рассказал я только о погоне по пустырю и закончил тем, что потерял туфель, выдергивая ногу из ила).

— Да-а… — сказал Петр, когда я закончил. — Странная история. Ты только жене ее не рассказывай.

— А что?

— Поверит.

— А ты что?

— Не знаю. Как ты понимаешь, в твоей истории есть какие-то сомнительные нотки. Потому не знаю, что тебе ответить. Если хочешь, можем тебе в доме постелить.

— Да ну, — возмутился я, — что за чушь!

— Ну, мало ли. Нервы все-таки… Ладно, если что померещится опять или просто не понравится, — заходи в дом и растолкай меня. Тогда в доме устроим.

Так мы и простились. Петр отправился в дом. Потом вышел еще раз, с женой, занес мне во флигель баллон пива и тарелку раков.

— Чтоб не скучно было…

Ира немного подмела во флигеле, и, пожелав мне спокойной ночи, они вышли. Показалось, что она мне, выходя, чуть заметно подмигнула. Это меня, естественно, окрылило, и я исполнился всяческих надежд на будущее.

А пока сидел на кровати. Во флигеле не было люстры, был уютный ночничок у изголовья. Я разглядывал вчерашние находки и опять перебирал в памяти вчерашний вечер. И бусинка и монетка были такими, словно их забросили сюда из какого-то чудесного мира… Или, по крайней мере, из неизвестного совсем времени… Мне казалось, что им многие сотни лет… даже скорее — многие тысячи.

— Между прочим, — взглянул на меня Сергей Сергеевич, — я интересовался народами, жившими когда-либо на этих землях. Культурой. Известно, конечно, весьма немного, но из того, что известно, все далеко уступает моим находкам. Настолько разительное отличие в уровне… как, например, между пулеметом и детской рогаткой. Впрочем, это неудачно, но уж верно — куда этим культурам до моих штучек!

…Монетка была золотая, но, видимо, с какой-то примесью. Помните, я говорил, что