Псы, сидящие в отсутствие хозяина на сухом «Педигри», почувствовали впереди настоящую кормежку, сырое мясо, и подняли ужасный гвалт.

— Ну-ну, — усмехнулся Игорь Илларионович. — Завтра, дорогие мои. Все завтра.

К собакам третьего «блока» подключились остальные. В принципе, Родищев мог бы дать им мяса и сейчас, но «убийц» следовало раз и навсегда приучить: вкусное мясо — только из чучел. Две правые клетки занимали питбули: Капитан и Мстительный. Им-то и отводилась главная роль в сегодняшнем «спектакле». Игорь Илларионович не кормил их уже три дня — грань, к которой он приучал всех псов. Своего рода страховка от нападения.

Родищев натянул толстый костюм, специальные — выкованные по типу кольчуги — перчатки и открыл обе клетки.

— Кушать, кушать, родные мои. Скоро будем кушать, — приговаривал он, застегивая на собаках ошейники и намордники.

И то и другое придется снимать в машине. На месте времени на возню не будет.

Капитан завилял хвостом и начал поскуливать. Мстительный молчал, не выказывая эмоции. Он только наблюдал за «вожаком» внимательно и цепко, надеясь на просчет.

Игорь Илларионович с вызовом уставился собаке в глаза и зарычал. Рык «доминирующего самца», угрожающе-утробный, заклокотал в горле. Мстительный еще несколько секунд смотрел на Игоря, затем отвернулся равнодушно. Родищев мысленно чертыхнулся. По поведению и взгляду пса он не мог понять, о чем тот думает, хотя и ощущал исходящие от Мстительного флюиды напряжения. Игорь Илларионович очень давно приучил себя не бояться питомцев. Для него собака была равна человеку. Только меньшего роста и с более острыми зубами.

Пристегнув поводки, он выпрямился, стянул защитный костюм, перчатки и прищелкнул языком:

— За мной, родные мои. Рядом.

Оба пса пристроились слева. Игорь Илларионович запер дверь на замок и направился к машине. Капитан и Мстительный потрусили сбоку. Широкогрудые, большеголовые, смертельно опасные твари — лучшие друзья Родищева. У «Москвича» псы остановились. Это тоже была дрессура. Перед кормежкой Игорь Илларионович сажал собак в грузовой отсек и как минимум в течение сорока минут катал каждую группу вокруг питомника. Приучал к порядку получения пищи.

Капитан охотно запрыгнул в кузов, Мстительный последовал его примеру, но с бескрайним равнодушием, словно делал одолжение. Игорь Илларионович вытащил пистолет, положил на пол фургона, а затем принялся снимать с собак ошейники и намордники. Капитан подчинился беспрекословно. Он хорошо помнил уроки, к тому же обладал довольно покладистым характером. Мстительный повернулся к Игорю боком и сделал шажок в сторону. Тот потянулся к ошейнику, но пес отступил снова. Родищев растянул губы в ледяной улыбке. Его голубые до бесцветности глаза сузились, превратившись в узкие щелки. Он понял замысел зверя. Мстительный заманивал человека в глубину кузова, подальше от оружия. Игорь Илларионович глухо и угрожающе зарычал, затем скомандовал низким голосом:

— Ко мне! — Мстительный остался стоять. — Своенравная тварь. Ко мне, я сказал!

Пес подчинился. Заинтересованность в нем мгновенно сменилась прежним равнодушием. Игорь Илларионович снял ошейник и намордник, после чего вылез из кузова и захлопнул дверцу. Ему не слишком понравилось поведение Мстительного и, если уж говорить откровенно, он был рад, что избавится от этого ублюдка сегодня. Игорь Илларионович не любил собак, обладающих слишком независимым характером. С ними, как правило, возникали проблемы. Нескольких даже пришлось пристрелить. В эту секунду Родищев зарекся покупать щенков у старых хозяев Мстительного.

Он закопал пистолет, сел за руль «Москвича» и поехал к центру города.

* * *

Владимир Александрович Журавель не любил дождь. К тому же он умудрился забыть дома зонт и теперь стоял на продуваемом со всех сторон пустыре, у небольшого овражка, мокрый и продрогший, словно водяная крыса. В его возрасте — сорок восемь — и при его сложении — сравнимом разве что с воздушным шаром — воспаление легких переносится крайне непросто. А как говаривали у них в отделении: «Плащ — не одежда, фуражка — не головной убор». Холодно.

Рядом с Журавелем переминался с ноги на ногу молодой лейтенант. По выражению его лица несложно было догадаться, о чем он думал. О холоде и о дожде, а вовсе не о лежащем в овражке трупе. Взгляд вниз — теперь лейтенант подумал о промокших ботинках и носках. Если уж быть искренним, плевать ему на труп. Не думал он вовсе о трупе, а думал о стакане горячего чая с лимоном, о здоровенном бутерброде с колбасой и о двустороннем воспалении легких. «И кто его сможет упрекнуть? — размышлял Журавель. — Милиционеры не люди, что ли?»

Лейтенант вздохнул, достал из кармана пачку «Мальборо», зажигалку и повернулся спиной к ветру, а заодно и к трупу.

— Лейтенант, — тут же донесся до них голос майора Виктора Анатольевича Мурашко. — Вас что, работа не интересует?

Исходя из каких-то своих, не всегда понятных правил, Мурашко называл сотрудников только по званию.

Лейтенант преувеличенно бодро повернулся и тут же получил горсть дождевых брызг в лицо. Сигарета моментально вымокла до самого фильтра. Сунул руки в карманы плаща и ссутулил плечи, буркнув едва различимо:

— А чего тут интересного? Не стриптиз, поди. — И добавил громко, клацая зубами: — Почему? Очень интересует. И особенно заключение экспертов.

Лейтенант в отделении новенький, потому и позволил себе сарказм. Был бы поопытнее, знал бы: с начальством лучше не спорить. Но лейтенант пришел в их отдел сразу после Высшей школы. Месяц с небольшим назад. Не обтерся еще. Журавель толком и не познакомился с ним. Так, встречал пару раз в коридоре да на инструктаже. Но, говорят, мальчишка с амбициями. Впрочем… У таких в жизни все получается само собой. Сильный, стройный, мужественный, от таких девки тают, как снеговики по весне. Похож на этого французского актера… Как его… На Алена Делона, вот. Даже форма на нем сидит как на манекене. Ни морщиночки. Чисто выбрит, подтянут. Майор таких не любил. Считал, что они слишком избалованы вниманием и поэтому много требуют.

А сейчас Мурашко к тому же был еще и зол. Он тоже не взял зонт и промок даже больше, чем лейтенант. Ему, как старшему группы, приходилось осматривать место происшествия. Читай: шмонаться вокруг трупа, утопая в жидкой, холодной грязи по самые колени и старательно сохраняя равновесие на скользком склоне овражка. И в ботинках у него хлюпало не меньше, чем у подчиненных. А уж что касается шансов подхватить двустороннее воспаление легких, тут майор и вовсе шел впереди с большим отрывом. Чисто по-человечески Журавелю было Мурашко жаль, но с точки зрения рационального подхода — нет. Раз уж такая погода, все вымокли, замерзли, а заняться все равно нечем, пока эксперты не осмотрят и не сфотографируют место происшествия, а следователь из районной прокуратуры не составит протокол, отправь людей посидеть, погреться в теплой машине. Но… согласно субординации, действия начальства обсуждению не подлежат.

Журавель достал из кармана рубашки пачку «Явы», согнулся, прикрывая сигареты собственным телом, выудил одну. Лейтенант щелкнул зажигалкой. Поднес колодец ладоней, давая прикурить.