У упырей не бывает жен. И упырицы не родят детей. Мертвое душой, не может породить живое. Детей рожают обычные женщины. Рожают, чтобы сойти с ума или умереть в муках во время родов. Таков закон. Ей ли, старой Гарпии, столько всего повидавшей на своем веку, этого не знать! Но надежда, глупая человеческая надежда все эти дни заставляла ее верить, что они могут все исправить, что любовь, обычная земная любовь, сметет все преграды, спасет от неизбежного.

Не спасла… Ни Габи, ни Дмитрия… В живых осталась лишь вот эта маленькая синеглазая девочка – надежда рода Бартане, проклятье рода фон Клейстов. Мертворожденное дитя… Ей ли, старой Гарпии, не знать, что такое мертворожденное дитя! Слыхала от бабки, видела в темных книгах Стефана Бартане. Да, он и не знал, что верная Гарпия может что-то уразуметь в древних манускриптах. Нет, она не умела читать, но она умела видеть. Из завитков и закорючек мертвых языков для нее складывались удивительные картинки. Стефан многого о ней не знал. Ему было достаточно ее собачьей преданности, ее любви. Да, когда-то очень давно молодая и красивая, она любила его беззаветно. Она любила его так сильно, что впустила в свою жизнь сначала его жену, потом дочь, а потом и внучку.

Была ли в смерти двух первых ее вина? Отчасти была! Что ж врать-то самой себе?! Вина, замешанная на ненависти и ревности, горькая, как осиновый сок, как яд, который Гарпина подливала жене Стефана. Вот ее вина, вот ее грех. А дальше… дальше она остановилась, не переступила черту, окончательно превращающую ее в чудовище. Гарпия – имя ей под стать. Злое, коварное и смертоносное.

Девочку, дочку овдовевшего Стефана, она если не любила, то берегла. И обереги делала для нее особенные, охранные.

Не помогли обереги… Мать Габи умерла в родах, у нее на руках. Стефан был безутешен. Гарпии так казалось. Тогда она еще верила, что у этого мужчины есть сердце. Тогда она поклялась, что будет защищать его внучку, как свою собственную. Если потребуется, ценой собственной жизни защищать. И вот как оно вышло… Габи мертва, а у нее, у старой Гарпии, на руках снова младенец. Очень особенный, ни на кого не похожий младенец, в жилах которого смешались две силы: мертвая упыриная и живая колдовская. Не потому ли и родилось это дите мертвым? Вынести такое, вынести и принести в этот мир дано не всякому взрослому, не то что младенчику, маленькой синеглазой девочке, которая осиротела, едва успев родиться.

– Сдюжим, миленькая, – сказала Гарпия шепотом и поцеловала девочку в лоб. – Как-нибудь…

И девочка, которой от роду было не больше часа, улыбнулась ей смешной беззубой улыбкой. Гарпия вытерла слезы. Не время плакать! Время наказывать врага!

Врага рвал на части Темный пес. Враг больше не кричал, и это означало, что конец его близок. Кровопийцы не чувствуют ничего, кроме голода. Даже боли они почти не чувствуют. Но клыки Темного пса могли причинить невыносимую боль любому живому существу. Гарпия подозревала, что и неживому тоже. Темный пес исполнял свой долг – мстил за смерть одной хозяйки, защищал другую. Его ярости хватит на то, чтобы уничтожить любого на их пути, но довольно смертей! Им с девочкой предстоит научиться жить в мире, который родится с рассветом. И чтобы управиться, нужно спешить.

Гарпия еще успела заглянуть в гаснущие глаза фон Клейста, еще успела плюнуть в его обезображенное лицо до того, как он испустил дух. Не смогла удержаться, не устояла перед клокочущей внутри яростью.

Темный пес щелкнул челюстями, переламывая хребет упыря, уставился на Гарпию тремя парами красных глаз. Одна из голов уже теряла плоть. В ошметках черной шерсти проступала кость. Но взгляд ее был по-прежнему острый и пристальный. Мертвое умереть не может.

Был ли Темный пес по-настоящему мертвым? Гарпия не знала, не нашла объяснений в старых книгах Стефана Бартане. Но три запасных жизни у него все-таки имелись. Три жизни, а потом триста лет забвения. Триста лет прошли, и одна жизнь уже истрачена. Осталось еще две.

– Помоги мне. – Гарпия положила ладонь на одну из голов, и Темный пес оскалился. Оскалился, но не укусил. Помнил слова своей мертвой хозяйки, помнил, кто свой, а кто чужой. Поэтому терпел – клацал зубами, но не трогал.

Гарпия кивнула, прижала девочку к груди, побрела к раскинувшейся на земле Габи, встала перед ней на колени, свободной рукой закрыла невидящие глаза.

– Я сдержу обещание, миленькая, – сказала ласково. – С нашей девочкой все будет хорошо, никто, ни одна живая душа не узнает, чья она дочь. Я изменю ее прошлое, чтобы изменить ее будущее. Я сделаю так, чтобы она не знала этого горя, чтобы силы, которые станут рвать ее на части, спали как можно дольше. Может быть, бог милует, может быть, и не понадобятся они ей.

Темный зверь лег рядом с Габи, заскулил. Гарпия его понимала, ей тоже хотелось выть. Но нельзя! Времени нет. И сил почти не осталось.

– Я сделаю так, чтобы она жила обычной человеческой жизнью, но всему, что сама знаю, что ты умела, научу. Научу, а потом запру дверцу на замок. Ключик спрячу, но недалеко, чтобы смогла отыскать, если понадобится. Вот что я сделаю, миленькая, для нашей девочки. А теперь позволь помочь тебе.

Темный пес нес тело хозяйки бережно, двигался по-кошачьи мягко. Не хрустнуло ни единой ветки под огромными лапами. Этими же лапами он вырыл могилу. В оранжерее, у розового куста. Габи понравится каждую весну прорастать молодыми побегами, распускаться белоснежными бутонами, радовать тех, кто остановится, чтобы полюбоваться на эту красоту.

– Покойся с миром, миленькая, – сказала Гарпия и потерла сухие, словно песком присыпанные глаза. Не осталось больше слез, выплакала. – Ты покойся, а мы пойдем.

Она хотела вернуться за Дмитрием, но не успела. Мужики, разгоряченные, смертельно напуганные и оттого смертельно опасные, уже окружили лежащее у подножья башни тело. Этой ночью мужики видели такое, что еще долго будет сниться им в кошмарных снах. Темный пес, который уже припал к земле, готовый броситься в бой по первой же команде, расправился бы с ними в мгновение ока. Он уже внимательно и требовательно заглядывал в глаза Гарпии, ждал приказа.

Темный пес мог. И она могла. Но что дальше? Что будет с этим удивительным местом после учиненного зверства? Что станет с ней и девочкой? Да, они могли сменить имена, могли уехать далеко-далеко из Гремучей лощины. На то у Гарпии хватило бы и сил, и средств. О деньгах Дмитрий позаботился загодя, словно чувствовал свой близкий конец. Их с Габи дочь никогда не познает нужды. Но Гарпия знала, что уезжать далеко от усадьбы нельзя. Особое место. Упырь это чуял. Они с Габи чуяли. И даже Дмитрий, кажется, неслучайно выбрал именно Гремучую лощину. Особое место. Место силы для тех, кто не такие, как все.

– Мы будем рядом, миленькая. – Она снова коснулась губами лба девочки. – Мы будем рядом, но не здесь. Пока не здесь, а там видно будет.

А разъяренная толпа уже терзала мертвое тело своего бывшего хозяина. Гарпия видела вилы, видела колья. Гарпии хотелось позволить Темному псу убивать. Хотелось убивать самой. Если бы не девочка… Только ради этого дитя она продолжала оставаться человеком и отринула планы мести. Стиснув зубы, вцепившись в серебряный ошейник Темного пса, она наблюдала, как парит в рассветных сумерках бездыханное тело Дмитрия. Толпе было мало убить единожды. Толпе хотелось подтверждения своей победы.