Но мальчик улепетывал. Чертовски быстро для слабенького, измученного ребенка. Тоэм оглянулся на два трупа. Его охватило недоумение. Почему мальчик не подошел к нему? Он остановил кочевников, затевавших убийство. Разве это не достаточный повод завязать дружбу? Значит, эти двое убиты напрасно? Может, он вообще все не правильно понял?

Он полетел назад к дороге, обуреваемый тучами тревог и сомнений. Ему, пришельцу из примитивной деревушки, почти не знаком этот мир. Тригги прав — он не обладает концепцией. Даже поступки людей кажутся ему явно странными. Поравнявшись с шоссе, Тоэм сразу нацедился на город и полетел параллельно дороге, пытаясь расставить события у костра в разумном порядке. Он не испытывал особенных угрызений совести из-за убийств, так как то были ромагины. Может, и не из правящего класса, но все равно столь же безжалостные и извращенные, как их господа. А где-то в столице они держат его Тарлини.

Когда он добрался до краешка полуострова, город исчез.

Но ведь это же невозможно! Города не исчезают так просто. Теперь припомнилось, что сияние огней угасло, когда он покидал лагерь кочевников, только тогда до него это не дошло. Лишь теперь. Он обшаривал сверху все бугорки, по-дурацки надеясь, что целый город вынырнет из-за скалы и издаст радостный крик, застав его врасплох. Поблизости не оказалось таких высоких скал, чтобы за ними мог спрятаться город. Он отключил тягу на поясе и опустился на землю. Земля лежала вокруг девственная, нетронутая. Не обнаруживалось никаких признаков, что когда-либо здесь стоял город — ни фундаментов, ни трубопроводов, ни помоек. Не было даже следов человеческих ног.

За горами быстро разливался рассвет, высовывал золотые и оранжевые пальцы, ощупывал небо, проверяя, удобно ли будет пускаться в долгий дневной переход к противоположному горизонту. Плавали несколько облачков, да и те больше смахивали на высоко залетевшие клубы желтовато-белого тумана, на хлопья разбавленных и скисающих сбитых сливок. Синее небо было точно таким, как в родном его мире, того же извечного оттенка вылинявшей ткани, и его идеальную гладь нарушало лишь солнце, которое лениво позевывало, начиная новый день, и окрашивало голубизну янтарем. Колючие травы курчавились по земле, устилая ее мохнатым коричневым ковром. Ковер резко обрывался у дороги точнехонько в точке въезда туда, где когда-то был город. А теперь тут лежала трава — нетронутая. Тоэм постоял, глядя по сторонам, и пошел к нависавшим над морем утесам, отказавшись летать в момент необъяснимого поражения, как подбитая птица. Он всю жизнь прожил рядом с морем и считал его живым существом, а не просто бездушной и мертвой лужей. Если с морем заговорить, оно отвечает. Разумеется, не отчетливыми словами, не подумайте, не в грамматически правильных формах, но все равно отвечает. Его голос — вой ветра, вздымающего волну на поверхности вод. Язык — тысячи белопенных барашков, лижущих небо, болтающих друг с другом, переговаривающихся по ночам со звездами. Речь моря — плеск, урчание, фырканье. Если вы знаете, что означают все эти звуки, если понимаете язык вод во всех его тонкостях, со всеми его коннотациями и денотациями, можете посмеяться.

Или поплакать, в зависимости от расположения духа.

Тоэм уселся на утесе, свесив ноги с торчащего края, который обрывался прямо над береговой полосой. Пески внизу — желто-белые, как и море, — источали жар и легкий едкий запах. Он сморщил нос и вздохнул. Что пользы буйствовать и декламировать тирады? Его больше тянуло печалиться, погрузиться в жалость к себе. Море нынче спокойное, и он будет таким же. Взглянул вдаль вдоль пляжа, отыскивая какие-нибудь скалы, которые послужили бы океану губами и где можно услышать его рокот, и увидел порт.

Он был огромен. Бревенчатые и каменные пирсы врезались в воду, как копья, воткнутые в сердце моря. Они пересекались и шли параллельно друг другу. Сооружения располагались на двух уровнях, в нижнем находились закусочные и гостиницы для моряков. Порт предназначался для обслуживания крупного рода, хоть крупного города, который надо обслуживать, больше и не было. У причалов швартовался десяток судов, в основном грузовых. Рядом с грязными, но ухоженными торговыми кораблями стояли три больших проржавевших рыболовецких траулера, облепленных стаями казарок. Там и сям мельтешили маленькие пятнышки — люди. Одно судно с кишевшей пятнышками палубой стало отчаливать от пристани, в пену взбивая винтами воду стального цвета. Он смотрел на все это с большой высоты, подтянув к подбородку колени, и находил сходство с исполинским механическим китом. А потом его внезапно пронзила мысль, что они все могут отчалить. И он начал выискивать дорогу вниз. В тысяче ярдов впереди утес спускался к берегу покатым склоном, вполне доступным для пешехода. Тоэм поднялся и побежал.

— Эй! — кричал он пятнышкам. — Эй! — Сперва они его не слышали.

— Эй! Эй, вы там!

Пятнышки мало-помалу обретали более человеческий вид.

— Хо! — крикнул кто-то в ответ и помахал рукой, демонстрируя, что они его видят.

Тяжело пыхтя, он удвоил скорость. Воспользоваться поясом не представлялось возможным, не возбудив подозрений. Начать с того, что, если исчезновение города изумило и озадачило их не меньше него, они и так должны ко всему относиться с настороженностью. Вздымая за собой столбы песчаной пудры, он пронесся по склону вниз и зашагал к главному пирсу, увязая в еще более мелком песке.

В легких совсем уж не оставалось воздуха, когда он добрался до дока с гигантским грузовым кораблем, откуда махал человек. Постоял, прислонившись к швартовым и глядя вверх на палубу. Грудь вздымалась и опадала, как у загнанного животного. Несколько матросов подошли к поручням посмотреть на него.

— Ты кто? — спросил мужчина в капитанской фуражке.

— Тоэм, — сказал он.

— Ты тут живешь, Тоэм? — У мужчины была кустистая седая борода, обветренные щеки и похожий на бакен нос.

— Угу, — подтвердил он, подделываясь под стиль речи, принятый, насколько ему было известно, на Базе-II.

— А где ты был, когда город пропал?

— Шел домой. Угу, домой шел. Пришел, смотрю — ничего нету. — Тоэм понадеялся, что они не станут спрашивать, откуда он шел.

Капитан приказал спустить трап и послал ему вниз улыбку. Лестница тотчас громыхнула о палубу, отчего по всей пристани разнеслось гулкое эхо.

— Тогда давай поднимайся.

До сих пор не отдышавшись, он взобрался по планкам и ступил на палубу. Там стоял капитан, прикрытый сзади командой, словно в целях зашиты. Ног у капитана не было. Один металлический штырь подпирал сразу оба обрубка довольно высоко над коленями и заканчивался внизу подвижным шаром, способным крутиться и доставлять его, куда душа пожелает. Капитан покатился к Тоэму, вполне сознавая производимое им впечатление и весьма удовлетворенный эффектом.

— Ты, похоже, из высшего класса. Тоэм быстро нашелся:

— Отец мой торгует наложницами.

— Вон оно как, — сказал капитан, сверкнув глазами.