Так что общаться с гориллами у меня не было никакого настроения. Студенты-боевики с хохотом и шутками топотали по коридору, будто полупарализованные слоны, я с переменным успехом проскальзывал между двухметровыми колоссами где-то на уровне локтей. Кто направлялся в дормиторий, кто – в небезызвестную пивнушку на подвальном уровне. Один, здоровяк с плечами как пудовые гири, стоял ко мне спиной, вроде бы тыча кулаком в нос кому-то, совершенно скрытому могучим торсом. Судя по тому, как екнуло мое сердце, то был Хэри.

Вражда между студентами Коллежа боевой тавматургии и рукопашниками является, по моему убеждению, частью стойкой исторической традиции, уходящей корнями в девятнадцатый век, когда студенты-атлеты задирали студентов-зубрил. Они видят в нас холощеных книжных червей, мы в них – безголовых горилл, перекачавших все серое вещество в бицепс. Однако в Консерватории положение осложняется тем, что большая часть учебной программы готовит нас тем или иным способом убивать людей. Это, мягко говоря, сказывается на характере студентов и повышает ставки. Легким унижением дело не обходится. Бывает, что кто-то пострадал – обычно это чародеи-подмастерья. По эту сторону порталов Уинстона, без помощи чужих законов физики, мы почти беспомощны. А те навыки, которые Консерватория вдалбливает в мозги боевикам, одинаково полезны на Земле и в Поднебесье.

Кроме того, они все такие здоровенные .

Так что сердце мое чуток трепетало. Толпа рассосалась, по коридору гуляли последние отзвуки голосов, и теперь я мог расслышать, что бубнит себе под нос горилла.

Это оказался тот парень из качалки, Боллинджер.

– Посмотрим, как тебе будет весело, умник. – Он ткнул Хэри в грудь пальцем-сарделькой, нависая над тощим работягой. – Как-нибудь я тебя застану на площадке. Тогда и посмотрим.

Глаза Хэри полыхали жутким огнем безумия, ничуть не сродственного ужасу.

– Пошел на хер, Боллинджер. Я занят. Убью тебя позже.

Булыжный кулак великана скомкал футболку на груди Хэри, едва на прихватив ребра.

– А ну повтори!

Я уже раньше видывал такие стычки: ученику чародеев надоедает ходить опущенным, и он решает огрызнуться. Кончается дело травмами. Я обычно отходил в сторону, чтобы потом доволочь бедолагу до лазарета. Или, если видел шанс, пытался разрядить ситуацию. Но сейчас…

Я поймал взгляд Хэри. Подмигнул. А потом встал на карачки точно за спиной Боллинджера.

Не знаю, может, виной тут неделя, что я провел рядом с Хэри Майклсоном, в бою с ним, обок него. Может, я заразился как-то. Тяжелый случай синдрома Майклсона.

Такой искренней, счастливой, широкой улыбки на лице Хэри я еще не видел.

– Боллинджер, у тебя когда отпуск?

– А?

– Не знаешь? Я тебя отпускаю.

Хэри врезал великану по сгибу локтя, так, что тот отдернул руку, и оттолкнул. Боллинджер споткнулся о меня и рухнул, величаво, как подрубленный кедр, так приложившись спиной об пол, что тот дрогнул. Не успел я подняться, а боевик – прийти в себя, как Хэри подскочил к нему и яростно пнул в ухо. Боллинджер застонал и попытался закрыть голову руками, сворачиваясь в позу эмбриона.

Я оттолкнул Хэри, когда тот уже изготовился ударом ноги перебить противнику шею.

– Хватит, Хэри! Ты его убьешь!

Майклсон отмахнулся от меня шутя.

– Точно, блин!..

Но тут из-за двери выхромал на механических протезах профессионал Хэммет – инструктор по виртуальным приключениям – и спас Боллинджеру жизнь. Ему достаточно было просто заслонять собой лежащего, покуда Хэри не взял себя в руки; даже Майклсон не рисковал ударить инструктора.

Хэммет был актером в отставке, бывшим мечником, озлобленным на весь мир и сволочным от природы. Снисхождения от него дожидаться не приходилось. Особенно Боллинджеру, когда тот пожаловался, будто Хэри его бьет. По мнению Хэммета, студент-боевик, не сумевший уложить двоих колдунишек, гроша ломаного не стоил. Подводить нас под выговор он не хотел – бумаги еще заполнять, морочиться, но и драк в окрестностях своих любимых кабин ВП терпеть не собирался. Поэтому Боллинджера послали в одну сторону, а нас – в другую. Боллинджер уковылял, бормоча что-то под нос и кровожадно посматривая на нас через плечо. Я же продемонстрировал карточку Чандры.

Пускать нас в кабину без присмотра Хэммету не очень-то хотелось, но с Чандрой не поспоришь. Отзвонив директору, дабы убедиться, что я не спер пропуск, инструктор неохотно впустил нас внутрь. Мы зашли, и я запер дверь.

– Господи, Хэри, – выдохнул я, привалившись к косяку, – это уже слишком. Слишком страшно. Ты же мог убить его! Ну и характерец у тебя. Ты просто взбесился.

Хэри вздохнул, понурившись, и сел на пол в позе лотоса.

– Почему взбесился?

– Боже мой…

– Зря ты мне не дал его кончить. Это был мой лучший шанс. Теперь я его в одиночку хрен поймаю.

У меня отвисла челюсть.

Хэри пожал плечами.

– Мы с Боллинджером уже давно… не ладили.

– Ты его спровоцировал, – прошептал я. – Ты сам напросился.

– Крис, тут или он, или я. Если бы на полу я лежал, мы бы сейчас с тобой не болтали. И не только сейчас.

– Кончай спектакль, Хэри. Ну столкнулись вы пару раз лбами – и что такого?

Он рубанул воздух ладонью.

– Ты бизнесмен, Крис. А это – рабочее дело. – Хэри стиснул кулаки, и уставился на них, как на непроплаченную в срок накладную. – Боллинджер, он из трущоб Филадельфии. Мы с ним друг друга понимаем.

– Не могу этого понять. И принять. – Но, произнося эти слова, я не отрывал взгляда от его костяшек: узлы рубцовой ткани – будто комки старой жвачки.

– И не надо. Ты из другого мира, Крис. Вот поэтому, когда мы выберемся из этого сортира, я буду великим актером, а ты – остроухим покойником. – Он поднялся на ноги. – Ты собирался мне показать, какой ты крутой в костюме ВП.

Несколько минут мне пришлось вместе с Хэри проторчать в его тесной кабинке, чтобы помочь настроить индукторы. С костюмом обратной связи проблемы не было; это устройство в основном механическое – жмет тебя, трясет и бьет. А вот к индукционному шлему надо привыкнуть.

Технология в нем используется та же, что позволяет первоочередникам в просмотровых залах Студии переживать впечатления/ощущения актеров в реальном времени. Калибровка – процесс на самом деле несложный; подстраиваешь шлем, покуда на белом фоне не появится черная точка, чтобы растянуться в линию, а линия не развернется в явственно видимый логотип Студии. Таким же образом белый шум переходит в настроечный тон и так далее. В кабине ВП это даже проще, чем в Студии, – здесь индукторам не приходится передавать еще и запах, а осязательные/болевые импульсы и кинестезию подменяет костюм.