– Что замер? Хочешь рыбку?

Из банки Эдуард Гаспаров миниатюрным сачком выловил небольшую рыбку, перебросил ее в огромный аквариум, при этом дважды взмахнув ладонью. Поднялись клубы подводной пыли, сомик насторожился, увидев рыбку, носящуюся кругами в верхних слоях воды, изготовился к атаке. Рыбка, кружась и трепеща плавниками, спускалась все ниже и ниже. Сомик изогнул хвост.

– Ну, давай же, давай, бери ее! Жри! Медлительный с виду сомик стремительно сорвался с места, и рыбка оказалась в его пасти.

– Ой молодец! Какой молодец, настоящий охотник! Дверь в гостиную бесшумно открылась, и Гаспаров в стекле аквариума увидел отражение вошедшего. Один из его охранников стоял в прямоугольнике света, боясь нарушить процесс, которому самозабвенно отдавался его хозяин.

– Ну, чего тебе?

– Самохвалов приехал.

– Открой ворота, впусти.

Охранник удалился.

Эдуард Гаспаров вернулся к бильярду, взял кий, осмотрел кончик и опять обошел стол. На сукне было всего три шара, и Гаспаров загадал: если сможет загнать два шара одним ударом, то все сложится хорошо, а если не сможет, то и затевать войну с конкурентами не стоит.

Он уже давно точил зуб на одного из конкурентов, с которым, как ни пытался, не мог договориться. Слишком тот был нагл, самоуверен и бесстрашен, шел, как бронепоезд по рельсам, – только вперед, только в одном направлении, сбивая всех на своем пути.

Охранник пропустил впереди себя широкоплечего мужчину с глубокими залысинами. Мужчина был в дорогом пиджаке, белой рубашке без ворота, стильных отутюженных брюках и сверкающих черных туфлях. Эдуард Гаспаров, рассматривая стол, медленно его обходя, поднял указательный палец левой руки – дескать, погоди.

– Самохвалов, пока ничего не говори, если хочешь, можешь подойти к столику, налить себе коньяка, виски, вина – чего пожелаешь, а меня пока не отвлекай, делом занят.

– Добрый вечер, Эдуард, – сказал Самохвалов.

– Добрый вечер, – недовольно пробурчал Гаспаров. – Не отвлекай меня. Пять минут – и я в твоем распоряжении.

Но пятью минутами дело не обошлось. Как шахматист, Эдуард Гаспаров просчитывал многочисленные варианты и наконец решился на удар. Он облокотился на стол, пару раз повел кием, прикладывая его к шарам, прицелился в красный, покачал головой. Быстро обошел стол, стал на противоположной стороне, опять склонился.

Самохвалов наблюдал за сложными манипуляциями своего приятеля, следил за его тенью. Голова Гаспарова с большими оттопыренными ушами отбрасывала на зеленое сукно жутковатую тень. Она была похожа на тень вампира из кровавых «ужастиков».

Наконец послышался негромкий удар, через долю секунды еще один. Два шара, столкнувшись, медленно разбежались в противоположные стороны по замысловатой траектории. Эдуард Гаспаров замер. И действительно, в этот момент он походил на вампира, готового броситься на жертву, впиться в шею и высасывать горячую кровь.

Шары раскатились. Один упал в лузу сразу, а второй, красный, замер на самом краешке. Гаспаров перевалился через край стола и дунул. Шар скрылся в лузе.

– Отлично! – воскликнул Эдуард и, крутанув в пальцах кий, сияя, зашагал к приятелю. – Ну, здорово, Сергей!

– Здравствуй, Эдуард, – мужчины пожали друг другу руки. У Сергея Самохвалова на ладони остался мел. Он вытащил из кармана носовой платок, тщательно вытер ладонь.

– Не бойся, мел – это не грязь, – сказал Эдуард. – Сыграешь партию?

– С тобой играть, Эдуард, себе дороже. Даже если возьму фору в четыре шара, все равно проиграю.

– Эх, Самохвалов, труслив ты стал!

– Просто острожен.

– Осторожность – удел бедных.

– Деньги считать умею.

– Говоришь, умеешь считать деньги? Зачем я тебя вызвал, как ты думаешь?

– Думаю, о деньгах поговорить.

– Правильно соображаешь. Идем в кабинет, я уже наигрался.

Эдуард Гаспаров поставил кий, поправил рядом стоящий. Любовно осмотрел гостиную. Бильярд был главной слабостью Гаспарова, вторая по важности – аквариумы. Самохвалов морщился, ему пристрастия Гаспарова были непонятны. К рыбам он относился презрительно, так же презрительно относился и к бильярду. Единственное, что веселило Сергея Самохвалова, так это рулетка. Он готов был сидеть целую ночь, наблюдая за бегом шарика по кругу. И, надо сказать, удача Самохвалову сопутствовала довольно часто.

В кабинете на втором этаже, за плотно задернутыми шторами было очень уютно. Добротная кожаная мебель, шкафы, доверху забитые дорогими книгами, золоченые статуэтки, подсвечники – все говорило о том, что хозяин кабинета не просто состоятельный человек. Каждая вещичка, находящаяся в кабинете, вполне могла бы украшать музейные стеллажи.

– Садись, Сергей, вот сюда. Хочешь, кури, хочешь, налью тебе коньяка?

Самохвалов устроился в глубоком кожаном кресле, сцепил руки на коленях.

– Пока не хочу.

– Так ты, значит, догадываешься, зачем я тебя позвал?

– Поговорить.

– Да-да, поговорить, – Эдуард взял сигару, обрезал кончик, закурил. Несколько раз затянулся и принялся расхаживать по мягкому ковру.

В кабинете был лишь один аквариум, в нем плавали две рыбки, маленькие и невзрачные. Время от времени Гаспаров останавливался у аквариума, стучал ногтем по стеклу, дразня их.

– Дорогие, шельмы! – сказал он. – Одна такая полмашины стоит. В Москве больше ни одной пары такой ни у кого нет, привезли специально с далеких островов, у самого экватора живут. Морская вода им нужна и температура не менее двадцати восьми градусов. У меня прижились. Вот у этой, – Гаспаров показал пальцем на маленькую рыбешку, – живот круглый, скоро приплод принесет.

Самохвалов морщился, слушая бредни компаньона. «Идиот завернутый!» – думал он, но вслух не выражался.

– Смотри, – Гаспаров взял компьютерную распечатку. – Вот девяносто восьмой год, вот девяносто девятый, а вот двухтысячный. Посмотри на цифры. Мы увеличили оборот, увеличили значительно, а вот доход… Посмотри на доход.

Самохвалов взял бумаги из рук Гаспарова:

– Вроде все нормально.

– Нормально?

– Все на прежнем уровне.

– Уровень прежний, – перебил его Гаспаров, – но оборот-то увеличили, производство расширили, а доход не увеличился ни на доллар.

– Как же не увеличился? Здесь – на восемьдесят тысяч, здесь – еще на двести.

– Вложили мы сколько, ты посчитал?

– Все Мамонт виноват: он дорогу нам заступил, Москву и Питер под себя подгребает.

– Вот и я думаю, мешает нам Мамонт. И договориться мы с ним не смогли, не хочет он договариваться.