Расскажу свою любимую историю, связанную с романом «Рубашка». Понять её могут только те, кто читал. В романе герои играют в Хемингуэев, в тексте есть подробное описание этой игры. Были вопросы, придумана ли эта игра или она существовала в жизни. Отвечаю: игра придумана и не раз осуществлена мною и моим другом Алексом Дубасом, который тогда работал в Риге, а теперь работает на радио «Серебряный дождь». Мы неоднократно играли. До сих пор обращаемся друг к другу не иначе, как «Эрнесто».

Так вот, несколько лет назад в Новосибирске я встречался с читателями в книжном магазине. Было довольно много людей, я подписывал книжки, и среди прочих подошёл ко мне парень близкого возраста, но всё-таки помладше, хорошо одетый. Он попросил меня подписать три книги «Рубашка». Главным в его облике было то, что на лице были следы сильных побоев. Очевидно, дней пять-семь назад попал в переделку: синяки уже позеленели и пожелтели, но досталось ему серьёзно. Я подписал книги, не удержался и спросил: «Дружище, что же с вами случилось? Откуда такие раны?» А он ответил, улыбаясь не вполне зажившими губами: «Знаете, мы тут в прошлую субботу с другом решили поиграть в Хемингуэев, но немножко перебрали и неожиданно дали Ремарков». Мы подружились тогда с этим парнем. И я понял, что грань между Хемингуэем и Ремарком тонкая, но чреватая.

Два дня уже в Калининграде фантастическая погода: солнце. Вчера полгорода выезжало к морю, в Светлогорск. Люди гуляли по променаду. Красота!

Часто объясняю урождённым калининградцам, что для меня как для сибиряка такая погода в разгар зимы и ещё долгая весна с цветением яблонь, слив, вишен, каштанов и прочего, с подснежниками на клумбах в феврале, а осенью – с падающими на крышу большими яблоками, с удивительными дюнами, соснами и морем, до которых можно доехать за сорок минут… – всё это никогда не будет нормальным и обычным, а останется чудом расчудесным.

Сегодня смотрел по «Культуре» передачу Валентина Непомнящего о «Евгении Онегине». Начал смотреть не сначала, включил случайно – не смог оторваться. Просто вштырило. Таких философов, литературоведов, историков, а главное – рассказчиков и такой традиции литературных и исторических передач, где главной фигурой является рассказчик, нет нигде, ни в одной стране. Про животных, про географию, автомобили, открытия, преступления у них умеют рассказывать. А наши другие. Их немного осталось, но они есть. И удивительная, печальная, завораживающая интонация таких рассказчиков и их передач, и если это будет утрачено, утрата окажется невосполнимой.

Позавчера прилетел в Москву и тут же рухнул в объятия друзей. Из этих объятий мы вырывались только для того, чтобы налить и выпить. Друзья мои делать это умеют, а я за три месяца им сильно задолжал. И уже довольно поздно они затащили меня в караоке. Караоке, видимо, хороший, называется «Джельсомино». Там даже играют живые музыканты. Люди туда приходят петь всерьёз. Я сам не понимаю такой жанр развлечения, как караоке. Поговорить под музыку могу (улыбка). Но петь – ни-ни. В караоке было мало народу, мои друзья стали петь, они умеют как пить, так и петь. Пели классический репертуар… За соседним столиком сидели четыре симпатичных армянина, как выяснилось, они меня узнали и очень плохо, но очень чувственно спели в знак респекта «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг». Но всё это только предисловие.

Дело в том, что в нашей компании дам практически не было. И вот в начале третьего ночи в караоке зашли-таки две дамы. Они сели за отдельный столик и ни на кого не смотрели.

Две блондинки, по-своему нарядно одетые, думаю, за тридцать. Усталые и грустные. Один из моих друзей, представляющий собой среднее между сорокапятилетним ковбоем и гусарским полковником, тут же пошёл знакомиться, но ему твёрдо и определённо было заявлено, что ни он, ни кто-либо ещё дам не интересует. Другу пришлось вернуться ни с чем. А дамы заказали колу, грустно сидели, слушали отчаянные песнопения моих друзей и соседних армян и ждали своей очереди. Наконец очередь до них дошла. Мы все замерли в ожидании того, что они будут исполнять. Я сделал ставку на что-нибудь из репертуара Аллы Пугачёвой…

Но они сразили нас всех. Они взяли микрофоны и довольно тихо, слабыми голосами, но чистенько и грустно спели песню Найка Борзова «Я маленькая лошадка, и мне живётся несладко». В их пении звучало полное и отчётливое понимание слов песни. А когда спели, они сразу ушли. И пели так, будто выполняли какую-то культурную миссию. Было ясно, что без этой песни они просто не смогут уснуть.

Мы все были под большим впечатлением от искренности ситуации и пения. А потом друзья стали мне говорить, что это гениальная сцена для фильма или книги. На что я ответил, что такую сцену ни в книге, ни в фильме нельзя разместить. Никто не поверит в подлинность события. Все подумают, да и я бы подумал, что автор просто ловко сочинил. А жизнь намного богаче, и не всё может быть воплощено в литературе или кино (улыбка).

Приятно возвратиться из Парижа и обнаружить, что в Калининграде погода такая же или лучше. На озере, недалеко от дома, крякают утки и даже плавают лебеди. Хорошо, возвращаясь из Парижа, испытывать радость возвращения, а не наоборот.

С месяц назад меня пригласили в Лондон, на несколько дней, когда появится перерыв в гастрольном графике… А я сказал, что лучше проведу эти дни дома. Удалось ответить так, что мой ответ сразу убедил и порадовал. Меня спросили: «Тебе что, не нравится Лондон?» А я сказал, что мне там нравится, мне там очень многое нравится, почти всё, но я там ничего не люблю, а дома мне многое не нравится, но я это люблю.

Чудесный день! Всегда его любил и всегда ждал. Старался подготовить розыгрыши, но и всегда ждал, чтобы разыграли меня. И вот сегодня меня разыграли. Я счастлив!

Начнём с того, что неожиданно для меня стали продавать роман «Асфальт» в Москве, а может быть, и в каких-то других городах. И хоть я полагал, что будет единая акция начала продажи книги, продавцы и книжные магазины распорядились иначе.

Но я хотел рассказать не про этот розыгрыш. Меня сегодня разыграл мой старинный друг. Он каждый год пытался меня разыграть, но я раскусывал его замысел, а тут ему удалось, правда, не без помощи моего же директора и соратника Ирины Юткиной. Но весь замысел и концепция принадлежат моему другу Саше Орлову, кстати сказать, известному ресторатору и весьма занятому человеку.

Прилетаю я в воскресенье, 23 марта в Москву. Меня встречают сильнейший снег с дождём и Ира Юткина на машине. Едем мы от Шереметьево-1, огибая лётное поле, вдоль пустырей. И вдруг видим: на одинокой бетонной плите, возле дороги, под снегом и дождём танцует балерина в пачке и с белым зонтиком в руках, танцует профессионально – и улыбается. Картина, согласитесь, сумасшедшая и скорее феллиниевская. Рядом с ней не было никакой камеры, а скрытую камеру негде было бы установить. Я, как и все это видевшие, был очень удивлен и строил разные догадки. Я сказал: «Да-а-а, каких только сумасшедших в Москве не встретишь!»