— И нисколько не стыжусь, сударыня! Люблю вкусно покушать — а это всего лишь свидетельство, что любовь взаимна! — и коммивояжер водрузил саквояж на столик, чтоб обеими руками выразительно похлопать по торчащему из-под нижней пуговицы жилета пузичку.

Прямиком на старухин ридикюль водрузил. Внутри ридикюля что-то звучно хрустнуло.

Старуха издала хриплый вопль — и швырнула в коммивояжера скомканной газетой.

— Простите… — шарахаясь от комка бумаги, пробормотал тот. — Я… возмещу.

Похоже, единственное возмещение, которое устроило бы старую даму — это кровь обидчика! Глаза ее метали молнии.

— Две минуты до отправления! — появившийся на пороге вагонный стюард улыбнулся любезно, но непреклонно. — Прошу всех занять места и пристегнуться! — и не сводил глаз, пока мучительно краснеющий господин Торвальдсон и гневно фырчащая старуха защелкивали привязные ремни. Еще и подергал каждый, прежде чем крикнуть в коридор:

— Готово!

Поезд едва заметно дрогнул.

Стало пронзительно, до ломоты в костях холодно… тонкое черное щупальце Междумирья шевельнулось у самых колес, вкрадчивыми движениями лаская цветные плитки перрона.

Торопливо и резко зазвенел колокол.

— Поддай чары! — проорали от «головы» поезда.

— Пш-шшш-ш! — из-под вагона вырвалась струя пара и взмыла над щупальцем, точно белая птица над черной змеей. Поезд тронулся — мимо плавно поплыло здание Южного вокзала.

Господин Торвальдсон смахнул со лба крупные капли пота и дрогнувшим голосом выдавил:

— С-сударыня… если вам страшно, вы не стесняйтесь, возьмите меня за руку!

Я в ответ покачала головой, он кинул на меня взгляд подстреленной лани и обеими руками вцепился в ремень.

[1] Леди для леди называли личных камеристок, точно также как камердинеров — джентльменами для джентльменов.

Поезд начал ускоряться. Перрон уплывал все быстрее, быстрее… мимо промелькнула сигнальная будка с колоколом — на лице провожающего поезд вокзального служащего играли тени Междумирья, превращая обычного губастого толстяка в похожего на шар монстра, покрытого багровыми бородавками. А может, он таким и был? Вот никогда я не доверяла дорожникам! Как доверять гильдии, не подчиняющейся ни одному государству? Независимые они, видите ли! В любой момент что захотят, то и сотворят, и никто им не указ, ни Империя, ни Франкония, ни Султанат…

Словно подслушав мои мысли маг-дорожник на паровозе потянул рычаг… и поезд прыгнул вперед. Видеть я не могла, но чувствовала, как там, впереди, провал в Междумирье раскрылся черной пастью и… ам! Свистящий, окутанный паром, сияющий огнями поезд стрелой вонзился в кипящую мглу, прошил ее насквозь и канул внутри клубящегося черными протуберанцами портала. Темное пятно мгновенно стянулось в точку непроницаемой мглы, а потом исчезла и она, оставив за собой лишь запорошенные липкой черной пылью рельсы.

Темнота рухнула на поезд. Она была совершенной, непроницаемой, будто сверху, как на птичью клетку, накинули плотное одеяло. Тут же превратившееся в каменную плиту — меня вдавило в кресло, кажется, я слышала, как потрескивает деревянный каркас… я надеялась, что это был каркас, а не мои ребра. Воздух по капле выдавливало из груди, перед глазами заплясали серебряные искры. Они разрастались, сплетаясь в узор, одновременно прекрасный и… отвратительный до тошноты. Я на миг даже порадовалась, что стошнить меня не может — навалившаяся на грудь и плечи тяжесть ничего бы не выпустила наружу. Узоры побежали по темноте, точно оплетая невидимые колонны, взбираясь на прячущийся во мраке высокий, как храмовый купол, потолок… И вспыхнули ослепительно, как взмывающее над горизонтом солнце! Безжалостный свет прожег глаза, и в тот же миг мое тело утратило вес и резко рванулось взлететь. Только затянутый на поясе ремень удержал в кресле, впившись краем стальной пряжки в живот, и все вернулось вместе с болью: зрение, слух, осязание…

Особенно в попе, когда вернувшийся вес швырнул меня обратно в кресло, продавив обивку до самых пружин внутри!

— Вот так и начинаешь завидовать толстякам! — хрипло прокаркала старуха и с лязгом отстегнула пряжку ремня.

Под крышей вагона, едва разгоняя полумрак, начали разгорались слабые огоньки.

— Уже всё, да, всё?

— Всё будет как приедем, а до того что угодно может случиться! — с мрачным удовольствием парировала старуха.

И немедленно случилось: громкоговоритель над головой господина Торвальдсона пискнул как летучая мышь, а потом и загудел:

— Леди и лорды, дамы и господа, наш экспресс проходит сквозь Междумирье! Убедительно просим без необходимости не вставать со своих мест, а в случае приближения к внешнему стеклу местных обитателей — не встречаться с ними взглядами. Это может быть опасно для вашего физического и душевного здоровья!

— Безликие демоны Междумирья! — то ли согласилась, то ли просто ругнулась старуха.

— Да тут и без них разрыв сердца получишь — от одних объявлений! — господин Торвальдсен прижал ладонь к груди, почему-то с правой стороны. — У вас, сударыни, капелек каких не найдется?

Старуха в ответ лишь непримиримо фыркнула:

— Было, как не быть! Их-то вы своим чемоданищем и раздавили! — она ткнула пальцем в так и торчащий на столике саквояж коммивояжера. — Может, уберете наконец?

— Тысяча извинений! Поверьте, чистая случайность… — господин Торвальдсен забарахтался, пытаясь дотянутся не вставая, навалился мне на колени, за что немедленно получил локтем в бок, воззрился на меня обиженно — я в ответ мило улыбнулась. И наконец рискнул привстать, схватил саквояж, и снова забился в кресло, прикрываясь им как щитом.

За окном трепетала бездна. Чернота, темная настолько, что зрение постоянно плыло, словно за окном и вовсе ничего нет, то растворялась, то вдруг возникала опять, густая и плотная, так что казалось, ее можно потрогать. Заглядывала внутрь, настороженная, как хищный зверь. Время от времени мрак прорезала россыпь огней, ярких и красивых настолько, что захватывало дух, но они тут же гасли, будто тьма торопливо и жадно заглатывала их. И через мгновение вспыхивали снова.

— Пассажиры первого и второго класса имеют уникальную возможность насладиться игрой блуждающих огней… — перекрикивая заполнивший вагон звенящий гул, продолжал хрипеть вагонный громкоговоритель.

— В первом классе, говорят, вид и вовсе потрясающий. — господин Торвальдсен повысил голос, чтоб его было слышно сквозь назойливый гул Междумирья. — Там же сплошное стекло — и сверху огни, и снизу, и по бокам, а если безликие налетят, так вокруг прям и вьются! Ну и стоит же этот аттракцион!

— В мое время демоны были демонами! — громко фыркнула старуха. — А нынче все-то им аттракцион: на демонов пялиться… ридикюли чужие давить!

Она придирчиво поскребла ногтем трещину на лаковой коже ридикюля. Я была уверена, что трещин там хватало и раньше, до встречи с саквояжем коммивояжера, но благоразумно промолчала.