– А почему я должна стать знаменитостью?

– Ну как же «почему»? Потому что плох тот солдат, который не примеряет мундир генерала. Только вместо штыка на его винтовке – острое перо прессы. Вы же тоже мечтаете пронзить им своих противников, не так ли?

Ася смотрела в умные, чуть прищуренные в насмешке глаза фотокорреспондента, и ей казалось, что он знает о ней нечто такое, чего ему знать не полагается. Или это его обычная манера общения с людьми, словно ему о них известно даже то, чего они сами о себе не знают? Что ж, тогда Асе лучше на всякий случай вести себя так, будто и она в курсе его самых сокровенных тайн, которые, так и быть, обязуется никому не выдавать.

– Есть такие мыслишки. Только время еще не пришло. – Ася почувствовала, как защипало в носу – первый признак подступающих слез – и опустила голову, уткнувшись в свою чашку.

– Ну-ну! Понадобится помощь, зови. Вмиг оседлаю персонального Пегаса и прилечу на крыльях вдохновения.

Справившись со слабостью, которую ни в коем случае не следует демонстрировать незнакомым людям, чтобы не стать предметом любопытства, Ася снова взглянула на Семена. Лукавство из его глаз исчезло, а умный и участливый взгляд словно пронизывал Асю насквозь. Она не могла избавиться от ощущения, что они понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда и теперь у них на двоих одна общая тайна.

– Семочка, пей скорее кофе и выметайся, нам не до тебя.

Фотокорреспондент занялся кофе, задумчиво глядя перед собой.

– Семочка у нас парень неженатый, положительный с любого боку, с какого ни глянь. А потому ты, Асенька, обрати на него особое внимание. Жених из него получится хоть куда.

Семен даже поперхнулся печеньем, которое запихал в рот целиком. Кое-как откашлявшись – даже слезы выступили на глазах, – недовольно просипел севшим голосом:

– Слушай, нельзя же про такие серьезные вещи да под руку! Ведь, не ровен час, и угробить могла молодого человека, который никому не причинил никакого вреда. Ну кому мешает то, что я живу и радуюсь жизни?

– Вот ты погляди на него! – возмутилась Ульяна. – У нас в редакции одиннадцать прекрасных незамужних девчат, я двенадцатая, а ты, Ася, выходит, уже тринадцатая. А он как ходил свободным, так и продолжает невозмутимо оставаться холостяком. Вот где справедливость?

– Большущее спасибо за кофе! А еще за то, что все-таки не уморили! Хоть и имели, похоже, насчет этого далеко идущие планы. Но бывалого воробья на ваших печенюшках не прикормишь, поэтому спешу откланяться. Бывайте здоровы! – И Семен мигом выпорхнул из отдела, оставив после себя шлейф тонкого парфюма.

– Просто неисправимый холостяк… Ну что тут у нас? Кажется, все, что могли, сделали? Нет, даже и с тем, что не могли, успешно справились. И закончили благодаря тебе гораздо раньше. Пойду доложу Зацепину. Пусть нас хоть по головке погладит. Другого-то от него все равно ничего не дождешься.

За окнами давно наступила ночь, а работа в редакции только-только закончилась.

– Ты теперь будешь в основном в бегах, – сказала на прощанье Ульяна. – Но заглядывай, как появится минутка. Посидим, кофейку попьем, посекретничаем ни о чем, если такая охота появится.

«Ну да, как же, – думала Ася. – Вряд ли мне будет до секретов. А жаль. Ульяна, кажется, свой человек. Но секретничать мне теперь придется только со Следопытом. А может, ну ее, эту работу? Устала так, что до кровати бы только доползти».

Ася вошла в кабинет редактора. Зацепин сидел, устало разглядывая записи в ежедневнике.

– Как дела, Оса? Уморили сивку крутые горки? Ничего, завтра придешь в себя, а послезавтра снова сюда примчишься. Потому что работа эта затягивает, как никакая другая. И скоро ты это сама поймешь.

– Следопыт, а что стало с журналистом, вместо которого ты меня берешь?

– Разве я тебе не говорил? Ушел в другую газету, на повышение. Так как у меня свободной вакансии заместителя нет, а свое место я пока что уступать никому не собираюсь. Еще вопросы есть?

– Нет, – ответила Ася, но подумала: «Если ты не хочешь говорить о нем откровенно, я узнаю сама. Вот только зачем мне все это надо? В качестве гарантии собственной безопасности, что ли? Но в таком случае не проще ли вообще отказаться от предлагаемой работы? Именно так я и сделаю. Но только завтра. Так как сейчас аргументировать свой отказ язык не поворачивается. К тому же очень не хочется зря обижать Следопыта, пытающегося помочь. Все-таки родственник».

– Я хочу домой. Ты меня отвезешь?

На следующий день, хорошо выспавшись, Ася сходила в церковь, поставила свечки за упокой и за здравие и, вернувшись домой, принялась разглядывать старые фотографии. Там, где она маленькая с отцом, матерью, Следопытом. Сколько воспоминаний о счастливых годах…

А вот целый пакет с фотографиями, которые Ася сделала в шестнадцать лет. Возраст, когда заканчивается детство. Снимков так много, что она собиралась поместить их в другой альбом, но что-то помешало. Они так и остались ждать своего счастливого часа в конверте. Ася вынула любительские фотографии.

Следопыт подарил ей тогда на день рождения цифровой зеркальный фотоаппарат со сменными объективами, заявив, что берет ее к себе в газету внештатным фотокорреспондентом. И Ася от радости снимала все подряд, надеясь, что хоть пара-другая снимков ему понравится.

Не получилось тогда из нее не только фотокорреспондента, но даже более-менее приличного фотографа. Оказалось, что объять необъятное невозможно даже с самым новым фотоаппаратом, который отказывался фиксировать изображение окружающего мира таким, каким его видела Ася.

Большой перепад освещения на фотографируемой сцене – и детали терялись: вместо голубого неба с пышными облаками на снимке отражалось лишь белесое пятно, а люди в тени превращались в невнятные темные силуэты, сливающиеся с окружающей обстановкой. Заниматься же кропотливой работой по подбору индивидуальных надстроек для каждого снимка Ася считала лишней тратой времени и нервов, а потому объявила Следопыту, что увольняется по собственному желанию.

Так как работы Аси, за исключением нескольких фотографий, не представляли никакой художественной ценности, она охладела к этому – ну явно не ее – виду деятельности и снова окунулась в прекрасный волшебный мир книжных героев. Там у них все было ярко, красиво, захватывающе и понятно. Снимки так и остались лежать в плотном бумажном конверте. Вот и сейчас пусть туда отправляются. Еще на одиннадцать лет.

Она снова полюбовалась на удавшуюся фотографию отца и закрыла альбом, так как навернувшиеся слезы размывали изображение, искажая и делая его неузнаваемым.

– Асенька, пойдем пообедаем, – заглянула в комнату мать. – У нас с тобой с утра даже росинки маковой во рту не было. Хоть и нет аппетита, а есть надо. Чтобы сил хватало. Не только на терпение, без которого не выжить, но и на дальнейшее существование.