— Речь идет вовсе не о бомбе, — отозвался Тихомиров.

— А о чем?

Морозов кашлянул.

— Вы слышали об Алисе Лазаревой? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Еще как! — воскликнул Горохов. — Пару недель назад как раз паковали ее поклонников, которые ей житья не давали. Да и до этого чуть ли не каждую неделю арестовывали кого-нибудь из ее фанатов, и все это с тех пор, как она со своим мужем-банкиром переехала в наш район.

— Алиса — популярная певица, — счел необходимым разъяснить Морозов. — И актриса.

— По-моему, она сначала актриса, а потом певица, — возразил один из присутствующих, Кладовщиков.

— Они теперь мастерицы на все руки, — желчно вмешался Тихомиров, — это мода у них такая. Федор Григорьич, расскажи им о звонке.

— Да, так вот, — Морозов одним глазом покосился в свою записную книжку, — звонок поступил в десять ноль одну. Женщина, которая отказалась назвать себя, объявила, что 5 апреля, на дне рождения Алисы, который планируется в клубе «Бегущая по волнам», Лазареву убьют ударом ножа в сердце. И что сделает это человек, которого певица хорошо знает, а потому охранники Рома и Дима не смогут ее защитить. — Морозов захлопнул книжку и победно поглядел на всех нас.

На долю секунды в кабинете повисло неловкое молчание.

— Нет, это точно розыгрыш, — буркнул Мирошниченко, пожимая плечами.

— Может, желтая пресса постаралась? — высказал предположение Кладовщиков.

— Чушь какая-то, — проворчал кто-то из угла. — Бред сивой кобылы.

— Или кто-то решил испортить Алисе праздник.

— Тихо! — рявкнул Тихомиров. — Думаете, мы с Федором Григорьевичем такие идиоты, что тоже не подумали об этом? Да, сегодня первое апреля. Да, этот звонок сильно смахивает на дурацкую шутку. Только весь фокус в том, что пятого Лазарева действительно празднует день рождения. И хотя во всех газетах писали, что она будет отмечать его в особняке на Рублевке, она действительно решила перенести торжество в «Бегущую по волнам».

— А как насчет ее охранников? — подал голос Ласточкин. — Названные имена соответствуют действительности?

Полковник обернулся к нему:

— Вот то-то и оно, что соответствуют, — буркнул он. — И вообще этот звоночек кажется слишком точным для того, чтобы с легкой совестью списать его на какого-нибудь неуравновешенного психа.

— И что теперь? — спросила я.

— Придется принимать меры, — сурово отозвался Тихомиров. — Ставить в известность Алису об угрозе, искать того, кто звонил, а главное — искать предполагаемого убийцу. Словом, предстоит обычная работа.

— Можно я возьмусь за это дело? — вскинул руку Горохов. Я вспомнила, что портрет Алисы Лазаревой висел у него на стене в кабинете и сам лейтенант был горячим ее поклонником. — Модест Петрович, пожалуйста!

В этот момент он больше всего походил на ребенка, который просит купить ему новую игрушку. Однако Тихомиров остался глух к этой мольбе.

— Нет! — отрезал он. — Я уже назначил людей, которые будут этим заниматься. Ласточкин! Синеокова! Поручаю дело Лазаревой вам. И смотрите у меня, чтобы без фокусов! Мне лишние истории не нужны!

— Слушаюсь, Модест Петрович, — после небольшой паузы отозвался Ласточкин. Но, честно говоря, я не уловила в его голосе особого энтузиазма.

— Мужа Лазаревой я уже поставил в известность, — продолжал Тихомиров, — так что можете сразу же приступать к работе. Да, по телефону у меня создалось впечатление, что у мужа есть определенные подозрения, так что я посоветовал бы вам встретиться с ним и его женой и откровенно поговорить.

— Модест Петрович, а можно я буду им помогать? — настойчиво попросил Горохов. Но полковник только сверкнул на него глазами:

— Обо всех результатах докладывать мне незамедлительно! А эту, как ее, Парамонову, выбросить из головы! У нас и без нее работы невпроворот. И вообще, как подумаешь, что некоторым на Мадейре фотомодели мороженое подносят, а я тут с вами… Так что не нарывайтесь и не занимайтесь ерундой, ясно вам?

1 апреля. Третий час дня

— Ее убьют, — говорил взволнованный женский голос. — Это точно. Один удар в сердце — и все.

— Откуда у вас такие сведения?

— Я не могу этого сказать.

— Назовите ваше имя, пожалуйста.

— Нет. Я не могу. Я боюсь.

На этом моменте запись памятного звонка заканчивалась.

— Ну что ж, — пробормотал мой напарник, пожимая плечами, — если это игра, она хорошо выдержала свою роль.

Он сел за стол и стал звонить. Нет, вовсе не Лазаревым, как вы сгоряча могли подумать, а эксперту-графологу, — просить его, чтобы он как можно скорее сличил прижизненный почерк Владислава Парамонова и почерк в странных письмах, полученных его вдовой. Очевидно, они не давали моему напарнику покоя.

— Ну что эксперт? — спросила я, как только Ласточкин повесил трубку.

— Говорит, у него очередь на несколько недель вперед, — буркнул Павел. — Дел до чертиков, а хороших специалистов — раз-два и обчелся.

После этого он позвонил Стасу и попросил его разыскать материалы по делу Парамонова — «ты понимаешь, надо кое-что проверить».

— Думаешь, это что-нибудь даст? — поинтересовалась я.

— Увидим, — довольно загадочно ответил Ласточкин.

И, наконец, он набрал номер Лазаревых. Разговор был очень короткий.

— Они нас ждут, — бросил Паша. Он снял с вешалки свою кожаную куртку. — Едем! Чем быстрее мы разделаемся с этим дурацким делом, тем лучше.

Мы закрыли окно, заперли дверь и, как следует из дальнейшего рассказа, отправились на поиски приключений, которые не преминули в самом буквальном смысле свалиться нам на голову. Впрочем, обо всем по порядку.

Мы покинули здание и спустились по растрескавшимся ступеням, усеянным выщербинами столь же густо, как лицо древнего старика — морщинами. Внезапно Ласточкин, который обычно ходит очень быстро, сбавил ход и придержал меня за локоть. Шагах в пяти от нас на тротуаре сбились в плотную кучу трое субъектов, и все трое по какому-то совпадению смотрели прямо на нас.

Дабы читатель мог различать их между собой, сообщу, что номер один носил на шее велосипедную цепь, сделанную зачем-то из чистого золота, номер два обладал плечами шириной в поезд-экспресс, а у номера третьего из особых примет имелись в наличии лишь оттопыренные уши. От себя добавлю, что если бы незабвенный Джек Потрошитель встретил эту троицу где-нибудь в темном переулке, то его бы хватил удар от ужаса.

Впрочем, его нельзя за это винить, потому что, хотя на улице был ясный день, прохожие, едва завидев трех подозрительных типов, которые преградили дорогу мне и моему напарнику, тотчас же переходили на противоположную сторону улицы и зачем-то ускоряли шаг.