В ванной комнате я первым делом подошла к зеркалу и обнаружила на своей шее и груди два крупных тёмно-фиолетовых засоса.

– О не-е-ет, за что мне это? – вздохнула я, открыла кран и бросила горсть воды себе в лицо. – Никогда, слышишь, Габриэлла, никогда больше не добавляй семена игольника в наргиле! А ещё лучше вообще никогда не прикасайся к этому курительному прибору из Мустафании. Все беды родом из этой страны, – я погрозила пальцем собственному отражению.

Из зеркала на меня смотрело очень заспанное чудовище с помятым лицом, припухшими и искусанными губами и всклокоченными волосами. Да, судя по моим губам и засосам, мы всё-таки целовались. Как же всё-таки обидно, что я совершенно ничего не помню! Несправедливо!

Я долго умывалась, после чего нашла расчёску и заплела волосы в тугую косу, кое-как привела себя в порядок. На крючке около самой ванны висел длинный мужской халат, и я с удовольствием заменила своё скромное одеяние из шерстяного одеяла на этот халат. Как же от него вкусно пахло смесью хвои и можжевельника! Но всё-таки надо бы платье своё найти. Наверняка оно валяется где-то в спальне Оберана. И только когда я стала продевать левую руку в рукав халата, тонкая золотая вязь на внутренней стороне запястья привлекла моё внимание.

– Что?! – воскликнула я и, кажется, именно в эту же секунду услышала точно такой же мужской рык из спальни.

Я рывком дёрнула на себя дверь в комнату и оказалась нос к носу с Обераном. За время моего отсутствия он успел уже надеть штаны и накинуть на себя рубашку. Похоже, он точно так же, как и я в момент продевания рук в рукава, обнаружил у себя брачную татуировку, потому что пуговицы рубашки были расстёгнуты, обнажая его плоский живот и тонкую, но густую дорожку тёмных волос, ведущую от пупка вниз и теряющуюся за ремнём брюк. Теперь уже я сглотнула и с трудом отвела глаза в сторону, прекрасно понимая, что неприлично вот так пялиться на незнакомого мне мужчину.

– Покажи свою руку, – эмоционально сказал он и схватил меня за левую руку, задирая рукав халата.

Золотое плетение на моей руке с точностью до последнего завитка совпадало с плетением на руке Оберана. Это могло значить лишь одно.

– Мы женаты, – произнесла я очевидную вещь, глядя на брачную татуировку, и моё сердце ухнуло куда-то в пятки.

В Таршере чаще всего заключали брак на бумагах, тщательно составляя со стряпчими специальный контракт, предусматривающий, что кому отойдёт, если супруги всё-таки решат развестись. А на красивой церемонии перед ликом жрицы храма и прибывшими гостями молодожёны обменивались перстнями и заранее подготовленными клятвами. В таком случае, если молодые супруги по какой-то причине всё-таки решали развестись, а детей в браке не было, то достаточно было обоюдно прийти к стряпчему и объявить о добровольном расторжении брачного контракта.

В случае если обряд проводила не обычная жрица храма, а Разговаривающий с Душами, у новобрачных появлялись идентичные магические татуировки на внутренней стороне запястья, выполненные будто бы из жидкого серебра. Чтобы развестись в таком случае, нужны были очень и очень веские причины. За разводом требовалось обращаться к самому королю Таршера как наместнику богов на земле. Считалось, что раз боги соединили судьбы людей, то только их наместник может даровать развод.

Именно поэтому мой несостоявшийся жених Эдвард Троншип надеялся на брак, заключённый духовником. Если бы всё сложилось так, как он хотел, то, скорее всего, я была бы к нему привязана до конца жизни.

Очень редко вместо серебряных татуировок на предплечьях новобрачных проявлялись золотые. Если такое случалось, то в народе говорили, что сама Небесная Дева даровала своё благословение двум людям. Формально такие браки считались нерасторжимыми, но я знала, что прецеденты были и не раз. Просто в этом случае один из супругов отстёгивал уж очень кругленькую сумму денег королю Таршера, и как-то так само собой получалось, что книга с записями обрядов пропадала из храма, или нужная страница из неё оказывалась вырванной, а золотая татуировка загадочным способом исчезала с рук бывших супругов. Я понимала, что всё это лишь вопрос средств и связей, но теперь, когда увидела именно золотую татуировку на своей руке, пришло осознание: я крупно влипла. Придётся обо всём рассказывать Леону. Без финансовой помощи и связей при дворе своего отчима я самостоятельно развестись с супругом не смогу.

– Мы женаты, – эхом простонал Оберан и стал нервно мерить комнату спальни шагами, застёгивая подрагивающими тонкими пальцами пуговицы рубашки. – Этого не может быть! Просто не может! Двуликий Бес, как это могло произойти?! У меня, вообще-то, свадьба с Ванессой на носу!

Каждое следующее предложение он говорил всё громче и громче, пока, наконец, не проорал последнее так, то затряслись хрустальные подвески на люстре. И, сам испугавшись своего крика, Оберан тут же замолк. Почти сразу же я услышала шаги за дверью, а затем стук в дверь.

– Господин, вы звали? Я могу зайти?

– О, это же Кора, – облегчённо выдохнул Оберан, а затем пояснил мне: – Моя кухарка. Она оставалась на ночь в моём особняке, а потому сможет нам объяснить, что произошло. Ты не против, если я разрешу ей войти?

Конечно же, я была против. Совершенно чужой и незнакомый мне человек сейчас войдёт в спальню своего хозяина и застанет меня в мужском халате. Но что делать-то? И так уже всё, что только могло произойти, произошло. А с Корой я всё равно встречусь, когда выйду за пределы спальни Оберана. Но всё-таки приятно, что он вспомнил обо мне и спросил разрешения. Я неуверенно кивнула.

– Можешь входить, – громко велел хозяин дома.

– Доброе утро, господин и госпожа, – защебетала круглолицая пухлощёкая кухарка Кора, вошедшая в хозяйскую спальню. На вид ей было около сорока, но по звонкому голосу я не дала бы и двадцати пяти. Она так же, как и я, имела лишний вес, и я сразу почувствовала, что мы с ней сойдёмся характерами. В мире, где красотой считается болезненная худоба, нам, женщинам с широкой костью, приходится держаться вместе. – Разрешите поздравить вас, – она обернулась к Оберану, – с женитьбой!

Затем её взгляд скользнул по мне и задержался на моей шее, после чего она добавила, уже чуть тише и обращаясь ко мне:

– И первой брачной ночью. – После чего подмигнула мне.

Я несколько опешила от такой фривольности, так как в нашем доме слуги всегда знали своё место и не позволяли себе ничего лишнего, но сделала вид, что не обратила на это внимания. А вот ворот халата пришлось подтянуть, чтобы спрятать следы бурной страсти. Двуликий Бес! Ведь в том платье, в котором я вчера ушла в растрёпанных чувствах из мустафанского ресторана, ворот ещё ниже, чем в этом халате! Кстати, где оно?

Оберан, уже ни на что не надеясь, спросил:

– Кора, а в котором часу мы с э…

«Небесная Дева, да он же моего имени не помнит!» – неприятно осенило меня.

– Госпожой Габриэллой Ашенхай, – умело подсказала кухарка, поняв загвоздку хозяина.