Энн восхищалась обаянием Луизы и немного побаивалась ее жесткого, ироничного взгляда на жизнь в целом, а также той шутливой отстраненности, которой та придерживалась в отношениях с братом. Можно было только позавидовать решимости этой молодой женщины отстаивать свое мнение. В коммерческом банке, где она раньше работала, ей, как аналитику по недвижимости и ценным бумагам, случалось разрешать проблемы, которые Энн заставили бы от ужаса ретироваться в ближайший туалет.

Луиза со своей стороны отказывалась поверить, что Энн, способная при желании стать очень привлекательной и еще довольно молодая, согласна день за днем, месяц за месяцем, год за годом проводить в полном безделье. По крайней мере, Луиза считала это бездельем. Какое безрадостное занятие — копаться в оранжерее, председательствовать на заседаниях «женского института», редактировать и набирать материалы в «Приходский вестник», решать, кто из прихожан и когда достоин украшать цветами и убирать церковь. Непостижимо.

Она недолго мучилась любопытством насчет того, как приятельницу угораздило выйти замуж за сухую жердь. Эту историю знали все в деревне. Энн жила в старом доме викария с отцом, священником здешнего прихода, со дня рождения (ее отцу тогда уже перевалило за пятьдесят). Так было до самой его смерти, которая последовала через двадцать два года. По мере того как преподобный Байфорд старел и слабел, его обязанности постепенно брал на себя второй священник Лайонел Лоуренс, робкий, приятный человек сорока с лишним лет. Он же помогал Энн заботиться о старом больном отце.

И когда Лайонел предложил несчастной осиротевшей девушке и дальше опекать друг друга, Энн, не знавшая иной жизни и болезненно застенчивая, согласилась. Через пару лет Лайонел, хотя он был рукоположен и сохранил свой сан, отказался от должности викария. Для того, как он объяснил, чтобы вершить угодные Богу дела там, где в них особенно остро нуждаются. К счастью, это не грозило супругам потерей дома, который принадлежал матери Энн, а не епископату. Службы теперь отправлял каждое третье воскресенье викарий, служивший также в двух соседних деревнях. Один-единственный раз, когда Луиза в разговоре коснулась замужества Энн, та сказала: «Просто так было легче всего» — и быстро сменила тему.

Луиза находила подобное положение вещей печальным. Она не сомневалась в том, что Энн глубоко несчастна — а кто был бы счастлив замужем за старым занудой? И эти бездельники с криминальными наклонностями, которых он постоянно приводил в дом! Однажды, в самом начале их дружбы, Луиза совершила ошибку, посоветовав Энн положить этому конец. И как же она удивилась, обнаружив, что Энн не только не возмущена досадным вторжением, но стыдится своей неспособности заботиться о «несчастных молодых людях» так беззаветно, как следовало бы. Ведь она подводит мужа.

Оправившись от изумления, Луиза завела с подругой серьезный и довольно жесткий разговор, пытаясь убедить, что та уж очень перегибает палку. Многие одно то, что Энн мирится с присутствием в доме подобных людей, сочли бы проявлением большой терпимости. А если еще и вкладывать в заботу о них всю душу, то можно и умом тронуться.

Все было напрасно. Энн слушала, но очень скоро стало ясно, что разговор ей неприятен и она хочет поскорее его закончить. Луиза сдалась, но кое в чем, кажется, все-таки преуспела. Вскоре после того разговора Лайонел привел молодого человека. Как только Энн увидела парня, у нее мурашки побежали по спине, ее до костей пробрал леденящий холод. Хотя незнакомец смиренно стоял у порога, говорил тихо и вежливо, Энн почувствовала невероятную враждебность, исходящую от него. Молодой человек взглянул на нее только раз, но этот взгляд сверкнул, словно лезвие ножа, который ищет, куда бы ударить.

Она так испугалась, что пошла к мужу и заявила: этот человек к ним в дом не войдет. Лайонел сначала был раздосадован, тем более что жена не смогла дать никакого разумного объяснения своей неприязни, но, встревоженный горячностью, с которой она говорила, в конце концов сдался.

Луиза потом похвалила подругу за твердость, но Энн сказала, что гордиться тут нечем. Что она просто поддалась наитию, бог знает что на нее нашло. Тогда Луиза подумала, что во всем этом многовато пафоса. Теперь-то она все поняла. Теперь, когда было уже поздно.

Нового жильца поселили в квартирке над гаражом. Между ней и домом была телефонная связь. Он вызвался обихаживать и водить древний «хамбер хоук», унаследованный Энн от отца. Расходы на содержание дряхлого авто сильно подтачивали семейный бюджет. Лайонел не умел водить и с радостью ухватился за предложение постояльца, усмотрев в нем первый шаг по пути исправления.

Теперь, когда Луиза подошла к дому, автомобиль стоял на подъездной дорожке. Слава богу, шофера поблизости не было. Проходя мимо высоких окон столовой, она увидела Лайонела Лоуренса, который говорил по телефону. Он был явно взволнован, седые, вернее, сивые волосы стояли дыбом, как у Неряхи Петера из назидательной детской книжки. Он яростно размахивал свободной от телефонной трубки рукой.

Луиза уже собиралась подняться на крыльцо, когда увидела Энн. Совершенно неподвижная, словно впавшая в ступор, та сидела в шезлонге у большого кедра посередине лужайки. Луиза подошла к ней.

— Привет. Я принесла тебе сеянцы фиалок. Белых. — Луиза поставила подмокший пакет на траву и села. — Энн?

Тут Луиза поняла, что обманута застывшей позой приятельницы, что та вся трясется. Губы Энн то расходились, то снова сжимались и при этом дрожали. Она щурилась и часто моргала.

— Да что случилось?

— Ах, Луиза… Я сделала… нечто ужасное… я даже не могу сказать тебе.

Она разрыдалась. Луиза обняла подругу за худенькие плечи, а Энн все плакала и плакала, наконец-то почувствовав, как сильно в этом нуждалась.

— Расскажи мне.

— Это слишком ужасно.

Тут Луиза подумала, что их представления об ужасном наверняка сильно расходятся.

— Ты ведь снова не лишила мамашу Крейвен привилегии расставлять цветы в церкви?

— Я… поссорилась. С Карлоттой.

— Молодец!

— Она убежала.

— Ничего удивительного. — Насчет Карлотты у Луизы были свои соображения.

— Лайонел не может найти ее. Он искал везде.

— И это все?

Выдержав долгую паузу, Энн прошептала:

— Да.

Она перестала дрожать, но сильно побледнела. Взгляд ее скользнул в сторону, она уставилась на что-то поверх плеча Луизы, затем потупилась.

Луиза подумала, что более неумелой лгуньи в жизни не встречала. Первые реплики звучали вполне убедительно. Стычка с Карлоттой представлялась возможной. Девушка и правда могла сбежать. Но это не все. Далеко не все.

— Когда это случилось?

— Вчера вечером.

— Ты сообщила в полицию?

— Нет! — Это был приглушенный, но вопль.

— Ну, ничего, дорогая, — Луиза погладила Энн по голове медленными, успокаивающими движениями, — ничего…