Снаружи снова грохнуло, дом содрогнулся, и прямо перед нами из дверного проема вывалился кусок стены, с силой ударившись об пол и разлетевшись на отдельные обломки. Успей мы продвинуться вперед еще хотя бы на полметра, камень рухнул бы прямо на нас. Я помедлила лишь пару секунд и снова решительно поползла вперед. Кровь бешено стучала у меня в ушах, заглушая даже звуки разрывов, по виску щекотно ползла капля пота, но я никак не могла ее стереть. Тимур висел на мне всем весом, и каждый проделанный метр давался мне с нечеловеческим трудом.

Дверь висела на одной петле, косо хлопая по проему от каждого залпа. Я из последних сил подалась вперед, рванулась, и мы с Тимуром клубком перекатились через порог, полетели вниз с крыльца и оказались на земле. От удара тот, кажется, ненадолго пришел в себя, застонал и приоткрыл глаза. Я видела, что белки его глаз покраснели от каменной пыли и дыма, взгляд плохо фокусировался — скорее всего, Тимур различал происходящее очень смутно. Приподнявшись на колени, я оттащила его к забору и помогла принять полусидячее положение. Тимур чуть приподнял голову и впервые попытался сфокусировать взгляд на мне. Но в эту самую секунду автоматические пушки с БМП замолкли, и в разбитые ворота дома влетели два подразделения спецназа. Один из бойцов тут же нацелил автомат на Тимура, и я, напрягая сорванные, саднящие от дыма связки, крикнула:

— Не стрелять!

Затем, опершись о забор рукой, с трудом поднялась на занемевшие ноги и двинулась к бойцам.

— Товарищ майор, где все? — обратился ко мне один из ребят, Митя Климин, окидывая ошеломленным взглядом пустынный двор и дымящиеся развалины разоренного дома. — Под землю провалились?

— Вот именно, под землю, — кивнула я.

Я сразу, еще как только Маджуд повел гостей за дом, сообразила, где они надеются укрыться. И все же вместо того, чтобы перекрыть контрабандистам пути к отступлению, бросилась вытаскивать Тимура. Мне еще предстояло подумать, как я буду объяснять это в рапорте. И что куда важнее — как я буду объяснять это самой себе. Но сейчас времени на рефлексии не было.

— Неужели упустили? — разочарованно протянул Митя.

И я помотала головой.

— Тут они. В каризах спрятались.

Система каризов — каналов для стока воды и орошения сада — здесь была куда запутаннее и разветвленнее, чем канализационная система в ином европейском городе. Я сразу догадалась, что именно туда Маджуд и повел людей.

В этот момент во двор тяжело вкатились один за другим два БМП и, хрустя цветной керамической плиткой, любовно покрывавшей землю, лихо затормозили.

Все, что было потом, я, может, и хотела бы забыть, но не могла. Эти воспоминания мучили меня много лет — и в Москве, и в Чечне, и в жарких восточных городах, куда меня заносила служба. Приходили в снах — то на узкой жесткой койке на военной базе, то на комфортабельном отельном ложе где-нибудь на задании. Мучили, душили, заставляя бесконечно задаваться вопросом — неужели этого нельзя было избежать? Что, если бы я тогда не бросилась за Тимуром и остановила отступавших еще на подходе к каризам? Что, если бы мне удалось их задержать, и затем спецназовцы положили бы лишь тех, кто был непосредственно замешан в проклятой контрабандистской сцепке?

Во дворе с тяжелой грацией носорогов разворачивались БМП, по дороге сокрушая в щепки остовы тонких глинобитных стен, подъезжали вплотную, почти упирались обрезами выхлопных труб в темнеющие с другой стороны дома провалы — входы в кариз. Как газовали, на холостом ходу, посылая в подземелье, где укрылись пировавшие на свадьбе, ядовитый выхлоп. Как томительно тянулись секунды…

И, крик, который раздался после, мне тоже не удавалось забыть. Многоголосый вопль, переходящий в стон — с той стороны жизни, из глубины подземного хода.

Через несколько минут из провала выскочила странная, согбенная фигура. Омар, поняла я. Он слепо метнулся на свет и тут же, прошитый короткой очередью в упор, повалился на землю, почти порванный пополам. За ним, двигаясь почти вслепую, выполз Сархат, еще один член контрабандистского синдиката. Этот вылез на четвереньках, тут же получил прикладом по затылку и затих, свернувшись в тугой клубок на битых плитках. А больше не выходил никто. И стон становился все тише, пока не замер совсем.

Тогда особисты, натянув противогазы, начали спускаться в кариз, над выходом из которого плавала голубоватая дымка полусгоревшего дизельного выхлопа. Двое поднимали трупы наверх, еще двое складывали их у обломка глинобитной стены дома.

Именно в этот момент появился Хайдар, вылез из колодца, засеменил к нам, смешно подняв вверх руки, и все лопотал:

— Не стреляйте! Не стреляйте! Я свой.

— Какой ты свой, — фыркнул кто-то из бойцов.

Но я одернула его:

— Не нужно!

Хайдар и так смотрел на сложенные у стены трупы, которых с каждой минутой становилось все больше, на трупы своих родных, близких, друзей с каким-то странным брезгливо-ошарашенным видом. Потом дернулся в сторону, ухватился за живот, и через пару секунд его вывернуло прямо на битые плитки.

Я ни на секунду не прониклась сочувствием к Хайдару и вовсе не заботилась о том, чтобы не задеть его нежные чувства. Но понимала, что человек в состоянии шока способен на что угодно. И лишний раз провоцировать этого подонка, на глазах у которого только что из-за его предательства погибла вся семья, было опасно. Поэтому я отдала короткое указание, и Хайдара подхватили под руки и затолкали в машину.

Только теперь, когда все было кончено, я осмелилась оглянуться на Тимура, надеясь, что он снова потерял сознание и не видит всего, что происходит. Но нет, Тимур все так же сидел, привалившись спиной к забору, и воспаленными прищуренными глазами смотрел куда-то в одну точку. Я проследила за его взглядом, и горло мое тут же сдавило. Тимур смотрел туда, где у разрушенной стены дома лежало навзничь тело Фатимы в запачканном свадебном платье. Фата, вероятно, потерялась где-то во время метаний по каризам, и Тимур, наверное, впервые сейчас видел свою жену с непокрытой головой. С того места, где он сидел, отлично просматривался тонкий профиль девушки и ее густые, темные, припорошенные пылью волосы.

— Заберите его, — негромко распорядилась я. — Он не замешан, но может дать показания.

— Есть, — отозвался Митя и уточнил: — Его куда, в машину к тому… — он кивнул головой в сторону автомобиля, в который погрузили Хайдара.

— Ни в коем случае, — ответила я.

А затем развернулась и пошла к дому, вернее, тому, что от него осталось. Как поднимали и сажали в машину Тимура, я смотреть не стала.

Операция была завершена успешно. Из присутствовавших на свадьбе не выжил никто, кроме жениха. Уничтожены были все члены группировки, поставлявшей контрабандное оружие в Афганистан. А вместе с ними — их жены, дети и друзья.

Я в тот же день вернулась в Москву и вскоре получила свой диплом и звание подполковника.

Тимура я больше не видела. Но однажды, наведя справки по военным каналам, выяснила, что парнем заинтересовался один из генералов МВД, и тот поступил учиться в Академию Управления МВД.