— Родни, нам нужно поговорить.

Родни бросил на нее недовольный взгляд. Еще во время ланча он заметил, что Селина сама не своя. Она почти ничего не ела, казалась рассеянной и задумчивой. Больше того: на ней была блузка, которая, по мнению Родни, никак не подходила к желтовато-коричневому пальто и юбке, а на левом чулке спустилась петля. Обычно Селина была элегантна и грациозна, как сиамская кошка, и поэтому Родни с раздражением отметил мелкие огрехи в ее туалете.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

Селина, глядя ему в глаза, вздохнула поглубже, пытаясь успокоиться, но сердце ее стучало, как кузнечный молот, а желудок куда-то проваливался, точно она взлетала вверх на скоростном лифте.

— Нет, ничего не случилось, просто мне надо с тобой поговорить.

Родни нахмурился.

— А нельзя ли отложить разговоры до вечера? У нас единственная возможность измерить...

— Нет, Родни, пожалуйста, выслушай меня.

Родни заколебался, но все-таки, с миной вынужденного покориться судьбе человека, отложил альбом с образцами ковров, свернул свой складной метр и спрятал его в карман.

— Ну? Слушаю.

Селина облизала губы. Пустая квартира ее раздражала. Каждое слово эхом отдавалось в голых стенах, и не было никакой мелочи, никакой безделушки, которую можно было бы повертеть в руках. Селину не оставляло ощущение, будто она стоит на огромной пустой сцене, где нет ни партнеров, ни суфлерской будки, а текст начисто вылетел у нее из головы.

Собравшись с духом, она выпалила:

— Это насчет отца.

Выражение лица Родни почти не изменилось. Он был хорошим адвокатом и опытным игроком в покер. О Джерри Даусоне ему было известно все: миссис Брюс и мистер Артурстоун давным-давно сочли необходимым его проинформировать. И что Селина ничего не знает о своем отце, они ему тоже сообщили. Родни был бы последним человеком, которому бы вздумалось говорить с Селиной на эту тему.

— Что именно? — мягко спросил он.

— Мм... я думаю, он жив.

Облегченно вздохнув, Родни вытащил руки из карманов и скептически хмыкнул.

— Селина...

— Не надо ничего говорить. Не убеждай меня, что он умер. Просто секунду послушай. Ты знаешь, какую дал мне вчера книгу? «Фиеста в Кала Фуэрте». А знаешь, что на обложке есть фото автора, Джорджа Даера?

Родни кивнул.

— Дело в том, что он... очень похож на моего отца...

Переварив услышанное, Родни сказал:

— А откуда ты знаешь, как выглядел твой отец?

— Я много лет назад нашла в книжке его фотографию. И... мне кажется, это один и тот же человек.

— Ты хочешь сказать, Джордж Даер... — Родни вовремя спохватился и прикусил язык.

— Джерри Даусон, — торжествующе докончила за него Селина.

Родни показалось, что несуществующий ковер уплывает у него из-под ног.

— Откуда ты узнала, как его зовут? Никогда и виду не подавала...

— Агнесса вчера сказала.

— Это не ее дело...

— Родни, попытайся понять! Не надо осуждать Агнессу. Я застала ее врасплох. Показала фото Джорджа Даера — просто положила перед ней на стол книжку, — и она чуть не грохнулась в обморок.

— Селина, ты понимаешь, что твоего отца нет в живых?

— Нет, Родни: ведь он пропал. Пропал без вести и только предположительно был убит. Всякое могло случиться...

— Тогда почему после войны не вернулся?

— Он мог заболеть. Мог потерять память. Мог узнать, что моя мать умерла.

— А что делал все это время?

— Не знаю. Последние шесть лет он живет на острове Сан-Антонио. — Селина сообразила, что сейчас Родни спросит, откуда у нее эти сведения, и быстро добавила: — Обо всем этом написано в его книге. — Ей отнюдь не хотелось говорить, что она побывала у мистера Ратленда.

— Фотография отца у тебя с собой?

— Нет, я оставила книгу дома.

— Я не об этой. Настоящая.

— Да, с собой, — ответила Селина после секундного колебания.

— Покажи.

— А ты... мне ее вернешь?..

В голосе Родни послышалось раздражение:

— Девочка, за кого ты меня принимаешь?

Селине стало стыдно: Родни никогда не давал оснований заподозрить себя в чем-то дурном. Она раскрыла сумку, достала драгоценную фотографию и протянула жениху. Он поднес ее к окну — поближе к свету; Селина подошла и встала рядом.

— Ты вряд ли запомнил фотографию на обложке, но я могу поклясться: это тот же самый человек. Все совпадает. Ямочка на подбородке. Глаза... уши...

— Что сказала Агнесса?

— Она не захотела себя выдавать, но, конечно, не сомневается, что это мой отец, я совершенно уверена.

Родни ничего не ответил. Веселое смуглое лицо на фотографии всколыхнуло в его душе разные чувства, и прежде всего страх — боязнь потерять Селину. Родни, как человек болезненно честный, никогда не обманывал себя и не пытался себе внушить, что без памяти любит Селину, но она — почти неощутимо — стала едва ли не самой приятной составляющей его жизни. Стоило Селине с ее шелковистыми светлыми волосами, нежной кожей и ярко-синими глазами оказаться рядом, Родни попадал во власть ее очарования. Конечно, в отличие от своего жениха, Селина не интересовалась высокими материями, но проявляла трогательное желание всему обучиться...

Кроме того, Родни не могла не встревожить совсем другая проблема — деловая. После смерти бабушки Селина осталась богатой наследницей, лакомым кусочком, на который мог позариться какой-нибудь прощелыга. Пока еще Родни и мистер Артурстоун, в полном согласии, распоряжались ее имуществом и акциями, но через шесть месяцев Селина становилась совершеннолетней и, следовательно, получала право решающего голоса. От мысли, что контроль над большими деньгами уплывет из рук, Родни бросило в дрожь.

Покосившись через плечо, Родни перехватил Селинин взгляд. Он в жизни не встречал девушки с такими голубыми белками глаз. Точно на рекламе стирального порошка... От Селины исходил легкий запах свежего лимона — вербена... Откуда-то из прошлого донесся голос миссис Брюс, отпускающей колкие замечания в адрес Джерри Даусона. Лоботряс — точно наяву услышал Родни. И еще много всякого. «Безответственный... Не заслуживающий доверия... Финансово несостоятельный...»

Держа фотографию за уголок, Родни похлопывал ею по ладони левой руки. Наконец, почувствовав необходимость свалить на кого-нибудь вину за то, что он попал в малоприятную ситуацию, брюзгливо проговорил:

— Во всем виновата твоя бабушка. Нельзя было от тебя скрывать правду об отце. Таинственность, запрет упоминать его имя... нелепо и неправильно.