Гроза разразилась, когда самолет переваливал через Пиренеи. Командир корабля был предупрежден заранее, пассажиров разбудили и велели привязаться ремнями. Самолет швыряло из стороны в сторону, он то взмывал вверх, то нырял вниз. Некоторым пассажирам стало плохо. Селина закрыла глаза, надеясь, что с ней этого не произойдет, но тошнота упрямо подступала к горлу.

Неподалеку от Барселоны их атаковали молнии: казалось, на крыльях самолета развеваются огненные флаги. Внезапно тучи разверзлись и хлынул дождь: когда самолет, преодолев сильный встречный ветер, приземлился в Барселоне, посадочная полоса была мокрая и блестела в отраженном свете прожекторов. Едва колеса коснулись бетона, из-под них вырвались фонтаны брызг, когда же самолет наконец остановился и рев моторов умолк, все с облегчением вздохнули.

Селине показалось странным, что ее никто не встречает. Что она не видит ни большой удобной машины с шофером в форменной фуражке, ни Агнессы, навьюченной пледами. И никто не собирается отыскивать ее чемодан и улаживать всякие формальности. Увы: никаких встречающих не предвиделось. Это была Испания; Барселона, прохладный мартовский день, шесть часов утра; и Селина была одна.

Когда стрелки на часах приблизились к семи, Селина пошла в бар и попросила чашечку кофе, расплатившись песетами, которые уговорил ее взять в банке заботливый кассир. Кофе оказался скверный, но, к счастью, горячий; Селина выпила его, глядя на свое отражение в зеркале за стойкой бара. На ней было коричневое джерсовое платье и светло-бежевое пальто; шелковая косынка соскользнула с головы на плечи. Дорожная форма одежды — как говорила миссис Брюс. Она точно знала, в чем следует отправляться в путешествие. Джерси — удобный материал, поскольку не мнется; пальто должно быть универсальным, сумка — большой и вместительной, а туфли легкими, но прочными — не исключено, что придется долго брести по продуваемому ветром летному полю. Селина — даже в критические моменты — автоматически следовала не подлежащим обсуждению замечательным бабушкиным советам, но сейчас и они были ни к чему. Селина боялась летать, и сознание, что она одета как записная путешественница, ничуть не помогало ощутить себя таковой и избавиться от страха погибнуть в авиакатастрофе или потерять паспорт.

Самолет на Сан-Антонио с виду был очень маленький — просто игрушечный. «Да нет же, это только так кажется», — уговаривала себя Селина, пока шла к нему, шлепая по лужам и отворачиваясь от выхлопных газов, которые ветер швырял ей в лицо. Пассажиров было немного; все они садились в самолет с обреченным видом, словно разделяли опасения Селины. У входа Селина получила леденец и сразу сунула его в рот, точно спасительное средство, позволяющее преодолеть страх. Леденец не помог, однако самолет не разбился.

Погода между тем не улучшилась, и Сан-Антонио пассажиры увидели только перед приземлением: всю дорогу окна застилали обрывки туч, похожие на клочья серой ваты. Потом прошел дождь; а затем в разрыве между облаками внезапно появились поля, крыши домов, мельница, островки пиний, кирпичного цвета земля — все мокрое и блестящее. Аэропорт еще только строился, недавно проложенная бульдозерами взлетная полоса представляла собой сплошное красноватое месиво. После приземления двое механиков вручную подкатили к самолету трап. На них были желтые непромокаемые плащи, брюки по колено заляпаны грязью. Никто из пассажиров не спешил покидать самолет. Наконец все вышли и, огибая лужи, потянулись к зданию аэровокзала.

Воздух был пропитан влажным смолистым запахом. Дождь — о чудо! — прекратился. И ветер унялся, стало теплее. Снежные вершины скрылись из виду — везде, насколько хватал глаз, простиралось спокойное море. Вот он, Сан-Антонио. Полет закончен, и она осталась жива. Селина сняла с головы косынку; волосы затрепетали на ветру.

Перед стойкой паспортного контроля выстроилась очередь, окруженная грозными солдатами Гражданской гвардии. Гвардейцы были вооружены — явно не для парада; казалось, они ожидают вторжения уголовных преступников. Иммиграционный чиновник не спешил: он увлеченно беседовал с коллегой. Разговор был долгим и бурным — возможно, собеседники о чем-то спорили, — и чиновник лишь изредка его прерывал, чтобы тщательно, страничку за страничкой, просмотреть каждый иностранный паспорт. Селина, хотя и стояла третьей в очереди, прождала не меньше десяти минут, пока он поставил штамп «ENTRADA»[2]и вернул ей паспорт.

На всякий случай она спросила: «А багаж?» Чиновник вопроса не понял или не захотел понять и знаком велел ей отойти. Селина сунула паспорт в свою вместительную сумку и отправилась на поиски багажа сама. Несмотря на ранний час, маленький аэропорт был переполнен; вдобавок барселонский самолет в девять тридцать отправлялся обратно, и в зале была настоящая свалка. Взрослые суетились, дети плакали, матери громогласно призывали их замолчать. Мужчины препирались с носильщиками, толкались в очереди перед билетными кассами и таможенниками. Влюбленные парочки, держась за руки, бесконечно долго прощались, загораживая проход. Шум под высокими сводами стоял ужасный.

— Простите, — повторяла Селина, прокладывая себе путь в толпе. — Извините... прошу прощения... — Увидев нескольких своих попутчиков под табличкой с надписью «ADUANA»[3], она попыталась к ним пробраться. — Простите... — Селина перешагнула через набитую до краев корзину и чуть не упала, наткнувшись на толстого малыша в желтой вязаной курточке. — Прошу прощения.

Багаж уже начал прибывать; чемоданы вручную взваливали на импровизированную стойку, осматривали, иногда открывали и наконец, после проверки офицером таможенной службы, отдавали владельцам.

Селинин чемодан так и не появился. Не узнать его она не могла: он был очень приметный — синий с белой полосой; прождав целую вечность, Селина поняла, что больше вещей не принесут. Пассажиры постепенно рассеялись, и она осталась одна.

Таможенник, который до этой минуты с успехом умудрялся ее не замечать, подбоченился и вопросительно поднял густые черные брови.

— Мой чемодан... — сказала Селина. — Он...

— No hablo inglese.[4]

— Мой чемодан... Вы говорите по-английски?

Из-за спины таможенника высунулся какой-то человек.

— Он говорит «нет».

— А вы?

Человек выразительно пожал плечами, что, вероятно, должно было означать: на худой конец пару слов связать сумеет.

— Мой чемодан. Мой багаж. — От отчаяния Селина перешла на французский: — Mon bagage.

— Здесь его нету?

— Нет.

— Откуда вы прибыли? — Человек очень раскатисто произносил букву «р». — Откуда прррибыли?

— Из Барселоны. А вообще-то из Лондона.

— О! — Прозвучало это так, словно Селина сообщила чрезвычайно важную новость. Затем таможенник повернулся к коллеге, и они затараторили по-испански; вполне возможно, о чем-то своем. Селина уныло подумала, что они обсуждают семейные неурядицы. Наконец человек, говорящий по-английски, обернулся и снова пожал плечами. — Сейчас я выясню, — пообещал он и исчез.