Мясо это, правда, было дешевое, но другого они позволить себе не могли. Вот из этого-то куска и должна была вариться похлебка, которую так называемая кухарка усердно мешала в котле в течение последнего часа.

Старуха издала негодующий вопль, который Тара попросту проигнорировала.

Она положила мясо на стол и принялась резать его на кусочки, пока они не превратились почти что в фарш.

– Это мое! – задыхаясь от ярости, прошипела старуха.

– Неправда, Мэри, и вы это прекрасно знаете, – сказала Тара. – Дети голодают, неужели вы этого не понимаете? Им нужно хоть что-то есть, иначе они не выживут.

– Подумаешь, беда какая! Да кому они нужны?

Этот вопрос Тара и сама частенько задавала себе.

– Вы не должны этого делать, Мэри, – спокойно проговорила она. – Не дай Бог, кто-нибудь из детей умрет лишь потому, что вы украли у него еду.

– А то, что я голодная как собака прихожу домой, никого не волнует! – захныкала Мэри. – А мои бедные кошечки! Что-то с ними будет…

– Будут мышей ловить, – отозвалась Тара. – А вот дети сделать этого не могут, равно как выйти в сад и хотя бы яблок наесться, потому что нету нас сада!

Она тяжело вздохнула.

– Ах, Мэри, как бы мне хотелось, чтобы наш приют находился за городом. Я уверена, жить там было бы намного проще, чем в Лондоне.

– Ив Лондоне неплохо, если есть денежки, – проворчала Мэри.

– С деньгами везде хорошо, что верно, то верно, – согласилась Тара.

Закончив резать мясо, она бросила его в котел и помешала. И сразу же совершенно другой аромат поплыл в воздухе.

Тара посолила суп и, заметив на столе несколько маленьких луковичек, тоже бросила их в похлебку.

– Помешай еще, Мэри, – попросила она, – а я пойду позову детей. Ты вымыла тарелки?

Мэри не ответила, из чего Тара заключила, что кухарка посуду не вымыла и мыть не собирается.

«Каждый день одно и то же! – со вздохом подумала она. – На Мэри никогда нельзя положиться». Впрочем, та женщина, что приходила днем убирать, была еще хуже.

Тара отправилась за детьми. Приют был переполнен, и столовая в нем отсутствовала. Вообще-то раньше она была, но потом комнату эту превратили в спальню, поставив несколько кроватей и бросив на пол матрацы.

Теперь детям приходилось есть и холле, сидя на ступеньках лестницы или стоя, что создавало для Тары дополнительные трудности: ей сложно было проследить, чтобы всем детям досталось поровну.

Она позвонила в колокольчик, и в тот же миг распахнулись двери и со всех сторон в кухню устремились дети, сметая все на своем пути, словно бурный поток.

Наверху остались лишь самые маленькие. Для них покупали ведро молока.

Тара знала, что должна зорко сторожить это сокровище, хранившееся в углу кухни: стоит только отвернуться, как дети постарше, которым молоко уже не полагалось, тотчас же сунут в ведро кто чашку, кто ложку.

Следующие пять минут можно было сравнить со штормом, если принять Тару за корабль, а детей за бурное море, готовое этот корабль потопить.

– Всем по одному куску хлеба! Фред, положи сейчас же, ты уже брал! Осторожней, Эллен, не пролей суп! Не толкайтесь, не толкайтесь, всем хватит!

Такие замечания она делала каждый день во время обеда.

Дети вели себя так, словно с цепи сорвались, вовсе не потому, что не любили Тару и им доставляло удовольствие ей назло вырывать друг у друга куски хлеба, а просто потому, что животный инстинкт самосохранения подсказывал им: или поешь, или умрешь с голоду.

Когда Тара вычерпывала из котла остатки похлебки, она увидела, что совсем маленький мальчишка берет со стола последний кусочек хлеба.

Это означало, что ей уже ничего не осталось, но она, как бывало сотни раз, не стала ругать малыша.

«Сама виновата, – лишь подумала она. – Нужно было сначала съесть кусок хлеба, а уже потом звать детей обедать».

Тара привыкла подолгу обходиться без еды. Тревожило только то, что от слабости у нее кружилась голова и она запросто могла уронить малыша.

Впрочем, оставалась еще надежда, что ей предложат чашку чая. Чай в приюте считался роскошью, доступной только хозяйке, но когда та бывала в хорошем настроении, Таре тоже немножко перепадало.

Мэри поджарила хозяйке две огромные свиные отбивные, положила их на чистую тарелку, а рядом немного жареного лука.

– А вот и чай для ее милости! И Мэри шваркнула на поднос чайник, отчего стоявшие на нем чашка с блюдцем жалобно звякнули.

– Спасибо, Мэри, но ты забыла положить картошку.

Картофель из экономии покупали плохой, бросовый, но те три картофелины, которые вытащили из супа для хозяйки, были крупные, белые. Они заняли свое место рядом с отбивными и выглядели настолько аппетитно, что у Тары даже слюнки потекли.

«Может быть, тот господин накормит меня сегодня хоть чем-нибудь», – с надеждой подумала она, неся поднос в гостиную, где по-прежнему спала, похрапывая, миссис Бэрроуфилд.

Высунувшись из окна коляски, Тара воскликнула:

– Сколько зелени! Я, конечно, предполагала, что за городом будет зелено, но не думала, что настолько.

И, прежде чем мистер Фалкирк успел ей ответить, восторженно добавила:

– А поля какие золотистые! Прямо чистое золото!

– Пшеница, – лаконично отозвался мистер Фалкирк, а потом спросил: – Неужели вы раньше никогда не были за городом?

Тара покачала головой.

– Никогда. Раньше миссис Бэрроуфилд разрешала мне гулять со старшими детьми в Гайд-парке, но в последнее время у нас появилось много маленьких детей, за которыми нужно было присматривать, и она перестала меня отпускать.

– Но детям же нужен свежий воздух! – возмутился мистер Фалкирк.

– Они играли во дворе за приютом, – объяснила Тара. – Он, правда, очень маленький, и зимой там бывает грязно, но по крайней мере дети гуляют на воздухе.

И, отвернувшись от мистера Фалкирка, снова высунулась в окошко.

– Вот бы детям посмотреть на эту красоту, – чуть слышно прошептала она.

Мистер Фалкирк давно понял, что мыслями Тара по-прежнему оставалась с детьми, от которых ей пришлось уехать.

Когда он забирал Тару из приюта, во дворе разыгралась душераздирающая сцена, за которой он не мог наблюдать без слез.

Малыши все цеплялись за ее юбку, громко плача, а старшие махали ей вслед, отчаянно крича, до тех пор пока коляска не скрылась из виду.

Даже миссис Бэрроуфилд прослезилась оттого, что Тара уезжает, однако мистер Фалкирк подозревал: ее печалит перспектива остаться без ценной помощницы.