– Похоже, вы не ладите?

– Скажем так, мы – враги. Этот тип опасается, что повысят меня, а не его,- ну и завидует успеху нашего детища: на пару с одной шишкой из министерства ставит палки в колеса. Утверждает, что появление новой машины неоправданно.

– Зачем он это делает?

– Метит в кресло генерального. Но ему до этого еще далеко, вот он и пасует перед молодостью. Я-то на десять лет младше.

– Чего ему опасаться?

– Боится, что умрет раньше… или его отправят на пенсию…

Возобновили просмотр. Продолжая что-то говорить, Скэнобу выводил на доске иероглифы. Слышались слова «Басе», «По тропинкам Севера», на доске появилась крупная надпись «Путники вечности»*.

* Мацуо Басе (Мунэфуса, 1644-1694) – японский поэт, сыгравший большую роль в становлении поэтического жанра хайкай. «По тропинкам Севера» («Окунохосомити») – лучший дневник Басё. В нем описывается самое продолжительное путешествие Басё вместе с его учеником по имени Сора, начавшееся в марте 1689 г. и продолжавшееся 160 дней. Первая строфа дневника начинается фразой «Путники вечности».

– Похоже на урок родного языка.

– Древняя литература. Не мой предмет. Учителя все время надо мной измывались.

– Что общего у того учителя с этим Скэнобу? – Запись опять остановилась.

– Ничего. Учителя родного языка часто менялись. Преподавали то мужчина, то женщина, один пожилой, другая молодая, и между ними не было ничего общего. Кроме одного – все они надо мной издевались.

Отжали кнопку паузы. Скэнобу с кафедры что-то спросил у Носэ, тот поднялся и отвечает. Стоп-кадр.

– На самом деле в жизни такого не было, но иероглифы, которые необходимо произносить как «долгие лета», я прочел «долгие годы». Интересно, почему? Незадолго до того я же читал этот дневник и должен был знать.

На экране Скэнобу ругал Носэ.

– Хотя… проблема в следующей сцене.

– Угу…- Носэ уже знал, что будет дальше.

В следующей сцене отчитывают Носэ, а одноклассники над ним потешаются. Их смех глухой зыбью катится по классу. Оглянувшись, Носэ замечает, что у его одноклассников звериные морды, они скалятся. Медведь, тигр, кабан, волк, гиена. Стоп-кадр.

– Почему все они – звери?

– Не знаю.

– Знакомые среди них есть?

– Среди зверей у меня нет знакомых. Разве только медведь чем-то похож на одного директора фирмы-конкурента.

– Как его зовут? – Паприка записывала все, что говорил Носэ.

– Сэгава. Но с ним у меня никогда не было проблем.

– Обычно перед пробуждением появляются те, кто проблем не вызывает. Представляете, если там объявится по-настоящему проблемный человек? Мигом проснетесь, не так ли?

– Вот как? Выходит, Скэнобу здесь особо ни при чем. Не сочтите за самоуверенность.

– Вы действительно уверены в себе, к тому же вы шишка.

– Что, шишки тоже страдают от невроза?

– Этого я не знаю.- Паприка нажала на кнопку. Новая сцена.

Похороны. Фотография мужчины средних лет, вся в цветах. Женщина в траурной одежде повернулась к Носэ и на что-то жалуется. Она молодая и красивая, чем-то напоминает Паприку.

– Кто эта женщина? – Паприка остановила кадр.

– Жена сотрудника по фамилии Намба, но я ни разу с ней не встречался.

– Хорошо. Эта женщина на кого-нибудь похожа?

– Не знаю. Хотя, если подумать… вроде бы – на тебя.

– А кто человек на фотографии?

– Это и есть Намба.

– Значит, он умер?

– Этот малый на самом деле полон сил. Видел его сегодня днем.

– Он тоже против вас?

– Как раз наоборот! Он наш начальник секции, ключевая фигура всего проекта.

– Ваш подчиненный?

– Да, но не только. Он и коллега, и помощник, а когда требуется – и оппонент.

Паприка нажала на кнопку. На мониторе лишь промелькнула траурная колонна, и кадр оборвался.

– Да, в этот момент я проснулся. Знаешь только при виде траурной процессии я осознал, что Намба мертв. И в шоке проснулся.

Паприка еще дважды пересмотрела этот короткий сон.

– Давайте, я сварю вам кофе – посидим, попьем в той комнате, – наконец сказала она и поднялась. Выглядела девушка усталой.

Носэ не возражал. Они вернулись в гостиную. Панорама Синдзюку даже глубоко за полночь оставалась великолепной.

– Дневной осадок глубокий? – поинтересовалась Паприка, выставляя на стол сервиз.

– Что такое «дневной осадок»?

– По Фрейду – остаток дневных впечатлений.

– В смысле – фирма, Скэнобу, Намба?

Паприка налила в чашку Носэ «Блю Маунтин» со сноровкой химика, переливающего остаток раствора из колбы в другую емкость.

– Вы говорили, что учитель родного языка часто измывался над вами.

– Да.

– Причем упомянули дважды. В таком случае обычно не говорят «измывался».

– Ну, раз обычно не говорят, тогда, скажем так, он часто ругал меня. Наверное, я сказал «измывался», памятуя, как на работе ко мне относится Скэнобу.

– Вы хотите сказать, этот Скэнобу измывается над вами?

У Носэ вырвался стон:

– О чем ты? Совсем нет. Нужно было сказать: "Я стараюсь постоять за себя«.- Бурая жидкость, растекаясь по телу, согревала Носэ.- Хороший кофе.

Паприка о чем-то глубоко задумалась и, не выпуская чашку из рук, безмолвно разглядывала ночной пейзаж.

– Знаешь, что я думаю? – спросил Носэ.

– Что?

– В детстве я нарочно отвечал учителю неверно, хоть и знал правильный ответ. Такую же тактику я, похоже, применяю и теперь на работе, чтобы Скэнобу ошибался. Это и дневной осадок, и в то же время так я проявляю свое над Скэнобу превосходство.

– Вот оно что,- чуть улыбнувшись, кивнула Паприка.- Тогда рассказывайте. Говорите все, что приходит на ум.

– Почему умер Намба, я не знаю. Опять-таки – почему возникла его жена, которую я и в глаза-то ни разу не видел?

– Появление незнакомой женщины во сне мужчины Юнг называет «анима».

– Что это?

– Женское начало в мужчине. Появление мужчины во сне женщины – «анимус».

– Но она была так похожа на тебя.

Паприка впервые покраснела и даже несколько растерялась.

– Просто вы приняли свое первое впечатление обо мне за «анима». Ведь это впечатление – даже не дневной осадок.

– Если представить,- тут Носэ ненароком скользнул взглядом по Паприке,- что «анима» – я сам или мой внутренний идеал женщины, то сон – опасение моего женского начала за жизнь Намбы?