Мама Киры, бывшая балерина, пока была жива, грезила, что Кирочка воплотит все ее нереализованные мечты, став второй Улановой. Папа же, мастер спорта по плаванью, со своей стороны хотел, чтоб Кируля плавала...

– Все победы мы совершаем для своей страны, – вздыхал папа, возвращаясь с тренировок в бассейне и утешая маму, которую никто из театра не поздравил с юбилеем. А ведь у мамы была идеальная выворотность ноги, и она целую пятилетку солировала в роли Одетты в «Лебедином озере».

– Хорошо, что я не стала балериной, – каждый раз ворчала Кира себе под нос, вспоминая всегда подтянутых мамочку с отцом. Родители попали в аварию на Ленинградском шоссе в ноябре прошлого года. – Хоть не мучилась ни секунды у станка, как мамулечка... – Зеркало благоразумно помалкивало в ответ, отражая пухлые Кирины щеки. – А в итоге – мне тридцать лет, я старая дева и очень жду замужества. – Кира, повертев в руках купленную куклу, снова посмотрела вниз на очередь у храма.

– Не грусти, Кируля, – обычно говорил отец, пока был жив.

Кира обвела глазами большую комнату и жалобно всхлипнула, представив себя в гробу. Слезы брызнули из глаз – после смерти родителей Кира все чаще представляла себя в гробу, и если уж быть совсем точной, то в день таких представлений было не меньше десяти...

Большой удобный гроб под пышным балдахином, и Кира в нем – в свадебном платье с оборками и туфлях на высокой шпильке... И трогательные незабудки на тропе к кладбищу с надгробьями, поросшими зеленым мхом.

«Пойти, счастья попросить, что ли? – вдруг пришла мысль. – Замуж по большой любви хочу. Очень».

Кира спрыгнула с подоконника и, не выпуская из рук куклу, переобулась в уличные туфли. Быстро вышла на лестницу, закрыла на два оборота дверь и побежала вниз.

– Не бывает ничего одинакового, ничего, ничего, ничего... – шла в обнимку с куклой и повторяла Кира.

Ее косолапая, как у ребенка, походка выглядела несколько комично... У храма стояла длинная очередь, и Кира, заметив знакомую женщину, которая поманила ее пальцем, подошла к ней и благодарно вздохнула.

«Единственное счастье для меня – это свободный мужчина», – думала Кира, внимательно глядя на раскрытую дверь храма. Очередь двигалась на удивление стремительно.

«Я тихая и чрезвычайно покладистая, хлопот не доставлю, – подумала Кира. – Уже сто лет мне никто не говорил, что я кайфовая телка, а так хочется... И сто двадцать лет меня никто не целовал в метро». У Киры дрожали слезы в глазах, когда она вместе с очередью переступила порог храма.

Она не обратила внимания, как и многие в тот день, на необычайную серебристость облаков над храмом – так была занята собственными грустными мыслями.

Квартира на первом этаже старого панельного дома с застекленной лоджией, давным-давно не мытые стекла и раскрытое настежь окно. Квартира Викентия Ландышева...

«Какие-то собачьи глаза всю ночь снились мне...» – Питбуль Боеприпас вздохнул и проснулся окончательно... Он обвел глазами грязный линолеум кухоньки. Из комнаты доносился храп...

Боеприпас наклонился к пустой миске и замер, потому что храп вдруг прекратился.

– Смысла жизни у меня нет, – повторял вчера вечером его хозяин и все время курил. Боеприпас уже привык к дыму и даже получал от него некий кайф, правда, голова потом кружилась.

А еще, сразу после жалоб, хозяин, как всегда, бахвалился:

– Что я могу?.. А я все могу. Могу переводить с английского на сербский, ремонтировать кастрюли и чинить унитазы и забивать на все, что мешает нам с тобой жить, Боеприпас, тоже могу... Я умею варить тройную уху и драть красивых баб... Умею, и все. Умею есть китайскими палками и стрелять от бедра, а еще я могу просыпаться без будильника в пять утра. – Хозяин задумчиво поискал глазами будильник. – Но у меня нет ног, и я солдат аритмии... Мимо счастья жизнь прошла, не женился даже, все откладывал чего-то, дурак...

«Вздор собачий», – открыв носом кран, подумал Боеприпас и начал ловить тонкую струйку воды, засасывая ее в себя с угрожающим хлюпаньем... Напившись, лапой же закрыл воду и повернулся к окну. Зорко взглянул на ослепительно черную тучу, пролетающую мимо, потом покосился на костыли храпящего хозяина... В квартире было тихо и прохладно, на столике в прихожей лежала визитка риелтора. Пес, едва взглянув на нее, угрожающе зарычал... Визиты риелотров к хозяину, в прошлом офицеру элитного подразделения спецназа, в последнее время участились и повторялись с пугающим однообразием – все, как один, приносили Викентию Романовичу водку и вели задушевные беседы о его просторной, запущенной трехкомнатной квартире на улице Цандера...

Боеприпас, не раздумывая, слизнул визитку, пожевал ее и выплюнул в унитаз, который вонял настолько страшно, что пес выскочил обратно в коридор в мгновение ока.

«Чего я хотел-то?.. – снова подумал питбуль. – Ага, есть разговор...»

И пес, подтянувшись на лапах, совершил прыжок из лоджии – вниз на землю и потрусил к церкви... И ему было совсем не до облаков, которые из-за перепада температур где-то там, в мезосфере, были необычайно серебристы. Собакам как-то не до неба...

Статный молодой батюшка Михаил и старый усталый игумен Герман стояли у окна офиса, неподалеку от храма пророка Илии. Батюшки смотрели в окно на толпу перед храмом и переговаривались, перебирая четки. Они только что отобедали и улучили пару минут, чтобы отдохнуть. Два подключенных компьютера мигали, разгоняя звезды на черных мониторах.

– Счастье дадут всем или только неимущей части социума, как считаете, отец Герман?.. – обозначил свой интерес к происходящему батюшка Михаил, наблюдая за разношерстной толпой, в которой среди обычных граждан попадались игривые белокурые дамочки в бриллиантах, мужчины с кейсовым выражением физиономий и заурядные клерки из близлежащих офисов.

– Что за люди, что за люди?.. – проворчал согбенный, по причине дряхлости и склона лет, игумен. – А скоро, Миша, в Москву прибудет особо почитаемая православная святыня – десница святого пророка Иоанна Крестителя из Цетинского монастыря в Черногории. Вот, привезут на днях! – Игумен Герман потряс в воздухе газетой «Московский вестник Патриархии». – «За ней сегодня отправилась делегация Московского патриархата и Фонда Андрея Первозванного, – процитировал он. – Перед вылетом был освящен пуленепробиваемый ковчег, в котором святыня будет доставлена в Москву. Сам ковчег изготовлен по размерам оригинала, десница будет путешествовать по городам России, а затем вернется в Черногорию...» – Игумен закашлялся.

Они недолго наблюдали за очередью, потом отец Михаил с головой погрузился в бухгалтерскую отчетность, а игумен Герман вышел из кабинета. Вскоре он вернулся с бумагами, разложил их у себя на столе по кучкам, но не выдержал и снова подошел к окну... Наблюдать за очередью, которая стояла за дефицитным счастьем, было гораздо забавнее, чем заниматься аудитом.