сразу вспомнит! — уже сидя на пассажирском сиденье красного автомобиля, на всякий случай предупредил я бэха.

— Я не дурак, знаю! — зло огрызнулся блюститель экономической безопасности родины, — Ты лучше посоветуй, как надёжнее скрыться от розыска! — выруливая от центра, попросил он.

Меня порадовала такая любознательность товарища Никитина и я принялся его консультировать. Начав с расспросов.

— Кто-нибудь из начальников паспортных столов у тебя на связи есть? Или из их замов? — задавая вопросы, я следил за дорогой, пытаясь понять, куда мы едем. — В твои обязанности же входит противодействие коррупции в милицейских рядах? Не может быть, чтобы ни одного руководящего паспортиста ты на кукан не присадил! Из девяти-то районов⁈

— Ну есть! — неохотно ответил зам главного «колбасника» города, — Попросить новый паспорт? — заинтересованно обернулся он ко мне.

— Потребовать, а не попросить! — поправил я сообразительного товарища, — Понятное дело, что это бланки строгой отчетности! Но они всё равно умеют их воровать и списывать, это я знаю точно. Пусть оформят тебе паспорт-двойник на какого-нибудь живого мужика твоих лет. Чтобы, если будет откуда-либо запрос, то и с ответом проблем не было. Долго нам еще ехать?

Кисло улыбнувшись, Никитин покачал головой. Свернув с улицы в арку «сталинки», он подъехал к одному из стоящих в ряд гаражей.

Глава 4

Гараж у Никитина был просторный. Помимо полок вдоль стен, справа стоял слесарный верстак, на котором возвышался профессиональный сверлильный станок. Была и смотровая яма с кирпичными ступеньками, уходящими в темноту.

— Проходи! — буркнул несгибаемый борец с расхитителями социалистической собственности.

Я прошел вовнутрь и хмурый бэх, не медля, сразу же закрыл воротину. Заперев её изнутри сваренным из арматуры шпингалетом.

— Жди здесь! — распорядился он, убирая сбитую из доски пятидесятки секцию, закрывающую часть ямы, — Грязно там, испачкаешься!

Порадев за мою одёжку, Никитин полез вниз. Присев на корточки, я проводил его взглядом до дверки, расположенной в торце ямы. Смекнув, что будет безопаснее, если бэх останется под моим контролем, я тоже полез в яму.

— Ты чего, Корнеев? — обернулся на меня оборотень, — Я же сказал тебе! Испачкаешься, да и тесно там двоим будет.

— Ерунда! — жизнерадостно отмахнулся я от его заботы, — В тесноте, да не в обиде! Помогу тебе, если что.

Борис Евгеньевич полоснул по мне злобным взглядом и шагнул в освещенный погреб. Тесноты в подземелье я не обнаружил. Сооружение имело площадь около девяти или даже десяти квадратов. Вдоль правой и левой стены на полках располагались картонные коробки с импортными и отечественными надписями. Судя по которым, в них были разнообразные консервы. А дальний угол по правую руку был отгорожен досками. Приблизившись к нему, я разглядел проросшую картошку. Которая, по её виду и запаху, вполне могла быть прошлого, а то и позапрошлого урожая.

Никитин надел взятые с полки рукавицы и потянулся к прислонённой к стене лопате. Но я его опередил.

— Показывай, где копать? — не выпуская из рук шанцевый инструмент, изъявил я желание физически поработать.

На самом деле, мне очень не хотелось, чтобы штыковая лопата была в руках товарища из города. В отношение которого в данный момент я осуществляю беспощадную экспроприацию.

Зная, как в такие моменты даже у травоедных кабанчиков сносит крышу, я решил избавить Никитина от нехороших соблазнов.

— Вот здесь копай! — ткнул он пальцем в правый угол.

Я послушно, через перегородку, начал выгружать сморщенную и проросшую картошку в свободный угол погреба.

— Ты чего свинячишь? — возмутился борец с хищениями, — Отгреби просто в сторону и этого будет достаточно!

Не обращая внимания на злобные стенания, я продолжал вываливать картофельную гниль на пол погреба. Меньше, чем через полминуты лопата звякнула обо что-то металлическое.

Не выпуская из поля зрения бэхээсника и стараясь не испачкаться, я аккуратно вытащил из отвратно пахнущей кучи обычную эмалированную кастрюлю. Ёмкостью литров десяти-двенадцати. Поставив её на чистый участок пола, я достал из кармана выкидуху и перерезал бельевую верёвку, с помощью которой через боковые ручки и проушину крышки была укупорена ёмкость. Не догадался Никитин использовать молочную флягу для хранения своих богатств. Толик Воронецкий в этом плане оказался умнее.

— Дай, я сам открою! — бэх попытался перехватить у меня инициативу.

— Отвали! — не убирая нож карман, отказался я от помощи, — Не беспокойся, лишнего я не возьму!

Поставив кастрюлю на пустую полку и ближе к свисающей с потолка лампочке, я поднял крышку.

Как я и думал, первым, что я увидел, было оружие. Револьвер-самовзвод системы «наган» лежал на вдвое сложенном вафельном полотенце.

Осмотрев его, я убедился, что он был заряжен. В каждой каморе барабана был патрон. Значит, не просто так стремился стоявший неподалёку упырь, поперёд меня добраться до своей заветной кастрюльки.

— Эвон, как! Может, мне тебя прямо сейчас завалить в этом подвале? — без какой-то доли юмора спросил я у товарища из горУВД. — Тебе же проще, бегать и скрываться не надо будет. И у всех других хлопот сразу поубавится! Когда еще тебя здесь найдут! Да и найдут ли вообще? В твоём погребе крысы водятся?

Проговаривая вслух свои мысли, я прикидывал варианты, отслеживая заметно побледневшего бэха. И тот вариант, который я только что озвучил, был бы сейчас самым оптимальным. Никитин, как мне показалось, уловил мои мысли и инстинктивно подался назад, упёршись спиной в стеллажи с коробками и ящиками.

— Вот этой гнилой картошкой тебя прикопаю и воняй вместе с ней дальше! — вслух рассудил я.

Ноги экономического коллеги подкосились и он начал сползать на пол. Пиджак его задрался до затылка.

— Не убивай! — прокряхтел он, — Забери всё, но только не убивай! — правой рукой Никитин принялся растирать левую сторону груди.

Я с надеждой присмотрелся к стяжателю, боясь спугнуть удачу. Если вдруг сейчас этот крендель крякнет от какой-нибудь сердечной недостаточности, то для меня это будет весомым поводом поверить в бога.

Но не сложилось. Атеизм остался при мне. А товарищ из городского УВД начал медленно вставать с грязного пола. Второй костюм за сегодня уже испоганил, машинально отметил я в то время, когда Борис Евгеньевич совал в рот какие-то мелкие таблетки.

— Забирай всё и уходи! — указал он мне взглядом на посудину, — А я в себя приду и поеду новый паспорт добывать! Всё сделаю, как ты сказал! Добуду паспорт и сразу уеду. Завтра же уеду! Ты только в розыск меня не подавай несколько дней! Два дня, хотя бы!

Я кивнул, давая понять, что согласен с такой постановкой вопроса и сунув револьвер сзади за пояс, снова взял в руки лопату. Пришлось перекидать из загороженного угла почти половину находящейся в нём гнили, прежде чем лопата упёрлась во что-то твёрдое.

Находкой оказался обыкновенный посылочный ящик, добросовестно укутанный в детскую клеёнку. Ящик был больше, но гораздо легче кастрюли. И тоже весил несколько килограммов.

— Что здесь? — поинтересовался я у бэхээсного Корейко, с кислой мордой стоявшего у стеллажа.

— Ерунда там! — попытался он уверить меня, — Вещи кое-какие и посуда. Тебе это неинтересно, оставь мне этот ящик! — жалобно начал канючить охранитель соцсобственности.

— Что добросовестному следаку на пользу, то беглому бэху смерть! — уверенно перефразировал чей-то постулат, — Бегать следует налегке, поэтому никаких вещей! Спалишься на раз! Ты лучше скажи мне, есть тут у тебя еще захоронки? Честное лейтенантское, если еще что-нибудь найду, я тебя здесь оставлю!

По заметавшимся в глазах «колбасника» сомнениям, я понял, что вымя его еще не порожнее.

Пришлось вытащить из-за пояса заслуженный революционный наган. Этот аргумент сразу же прекратил колебания Бориса Евгеньевича. Громко икнув, он утвердительно мотнул головой.

— Наверху, — икнув еще раз, указал он пальцем в потолок погреба, — Картины. Кое-что из живописи. Я картины собираю! — проблеял товарищ из городского УВД.

— Собираешь. Но хранишь ты их в гараже! — понятливо согласился я. — Ну да, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Тогда пошли наверх! Бери кастрюлю и вперёд иди!

Выбравшись из прохладной сырости наверх, я заставил поставить эмалированный сосуд на верстак. Ящик я оставил на полу, поскольку с его содержимым решил ознакомиться позже.

— Где культурное наследие? — вспомнил я о недавно упомянутой живописи.

Не говоря ни слова, раскулаченный «колбасник» указал рукой на два студенческих тубуса, лежавших на полке противоположной стены. Смотреть, что в них, я не захотел, решив, что время на это у меня еще будет.

Отогнав Никитина от верстака, я снял с кастрюли крышку и убрал полотенце.

В эмалированной пасудине на две трети от объёма были плотно уложены пачки денег.

Часть из них были в банковской упаковке, другие просто перетянуты черными аптечными резинками.

Отобрав нужное